Максим Далин - Зеленая кровь

Запах был вокруг, и Рамон очнулся от запаха.

Раньше, чем он открыл глаза, все это рухнуло на ноздри. Дикая боль, большая беда, кромешный ужас, а не запах. Старыми неопрятными ранами отовсюду несло, запекшейся кровью, выделениями усталых больных тел, теряющих силу, прокисшей пищей, мочой — причем мочой бойцов разного возраста и ранга, неузнаваемой и недоброй химией, ржавым железом, пробитой электропроводкой — и отчего-то особенно сильно кошкой.

Кошка-то при чем, мутно подумал Рамон, с трудом выкарабкиваясь из какой-то тяжелой душной ваты. Кошка тут совершенно ни к чему. Это даже оскорбительно как-то, почти смешно — плен и вдруг кошка.

Глупо.

Захотелось убедиться в собственном обонянии, захотелось облизнуть нос, и Рамон облизнул. Шершавый сухой язык царапнул мочку носа, тоже шершавую, сухую и горячую. Совсем мне плохо, подумал Рамон. Пить хочется. Как пить хочется.

И открыл глаза.

Глаза резанул белый искусственный свет. Над головой горела убойной мощи лампа без всякого подобия колпака или абажура. Голова, которая и так тяжело ныла, разболелась сильнее. Рамону хотелось лежать, но он сел и встряхнулся.

Тело гудело, как палками битое. А вокруг была клетка. Стальная ржавая решетка, цементный пол. Голый цемент и ржавое железо. Пять шагов вдоль, три — поперек. Вольер. Дверца, сваренная из кусков стальной арматуры, заперта на магнитный замок с пятью штифтами — такое Рамон уже видел.

Пустая клетка. В ней — только помятое ведро, пропахшее хлоркой, но даже через хлорку пронюхиваются следы многих, кто сидел в этой клетке до Рамона. Хотя, похоже, не все мочились в это ведро, многие нервно метили углы — просто от безысходности, надо полагать. По запаху очевидно.

Справа, за решеткой — глухая стена. И сзади — стена. Впереди — дико освещенный коридор. А слева, решетка к решетке, еще один вольер. И в том, в соседнем — миска с водой. Полная миска воды, литра два. Рамон опять облизнул свой несчастный нос.

Младшей Ипостаси до воды ни за что не добраться. Никак. Разве попробовать Старшей?

Рамон старательно сосредоточился и мысленно рванулся в другую форму, рассудочно, как никогда. Младшая Ипостась не желала отступать, вокруг был кошмар, сплошной кошмар, сплошная опасность — инстинкт подсказывал, что сейчас нужна физическая сила, мускулы и нервы, а не хрупкое тело и универсальные голосовые связки. Если бы не жажда, от которой хотелось лечь и скулить, перекинуться бы не вышло вообще. Из-за жажды получилось с третьей попытки.

И Рамон сразу дернулся к решетке, чтобы протянуть сквозь нее руку — но тут глаза Старшей Ипостаси заметили то, что Младшая проигнорировала. Рядом с миской спала кошка.

Бред — кошка. Кот, конечно. Северная рысь. Крупный, тяжелый пятнистый зверь свернулся на брошенном на цемент куске войлока пушистым клубком, дремал так вальяжно и спокойно, будто его шкуру и не покрывали рубцы разной величины и давности. Рамон заметил на шее кота, выше ключицы, сгусток запекшейся крови, а на его плече отчетливо виднелась тщательно зализанная рана.

Кот показался Рамону меньше и легче него самого, но сложно предвиделось, как бы обернулись дела, если дошло бы до драки. От кота припахивало доминантом, чужими смертями. С ним стоило считаться хотя бы из вежливости. Не каждый бы принял это во внимание, подумал Рамон, но я-то и есть не каждый. Я приму. Я буду корректен, очень корректен. Я был при исполнении — и в сущности, я до сих пор при исполнении. Я буду вести себя, как подобает.

Рамон вздохнул и облизал губы — язык Старшей Ипостаси до носа не доставал. Хотел гавкнуть, спохватился, негромко окликнул:

— Эй, кот!

Ухо с кисточкой дернулось, но и только.

— Эй! Кот! Ты слышишь! — гаркнул Рамон в полный голос.

Из клубка высунулась лапа, потянулась и растопырилась, обнажив длинные желтоватые лезвия когтей, тут же ушедшие обратно в мех, как в ножны. Потом раскрылись глаза, две янтарных пуговицы — и страшная клыкастая розовая пасть в длинном вкусном зевке. Все показал, подумал Рамон. Все оружие продемонстрировал. Мило как…

Что с кошки возьмешь.

— Послушай, кот, — сказал Рамон с нервным вздохом. — Я очень пить хочу. Очень. Дай мне попить.

Кот выпрямился и принялся тянуться. Сперва он потянул спину, потом — передние лапы, потом — по одной — задние, и уже потом, когда потянулся как следует, перекинулся, не торопясь, плавным, текучим движением. И гибкое тело Старшей Ипостаси кота уселось на пол с совершенно не изменившейся ленивой хищной грацией.

Кот, выразительно не замечая Рамона или делая вид, что не замечает, рассеянно облизнул ладонь и расправил пальцами пышные бакенбарды.

Рамон бессознательно скульнул от жажды и ожидания. Кот вскинул на него золотистые глаза с фальшивым удивлением.

— Кот… — голос Рамона снова чуть не сорвался в скулеж и был удержан в приличных рамках только усилием воли. — Я так пить хочу. Я мог бы сам взять — когда ты спал.

На скуластом лице кота мелькнула тень надменной улыбки.

— Вежливый бобик, надо же… жажда мучает, да? — мурлыкнул он и скользнул взглядом по миске с водой. — Что, обколотый, да, бобик?

Нос Рамона сморщился сам собой, а верхняя губа вздернулась над клыками. Но он все-таки желал быть корректным, а потому вдохнул внутрь свое раздражение и сказал всего лишь хмуро:

— Меня подстрелили капсулой, наверное, со снотворным. Или с чем-то вроде, — и показал кожу на боку: синяк с красной меткой в середине. — Внутри все сухо, совсем сухо, даже больно… Тебе что, воды жалко?

Кот в продолжении этой речи внимательно разглядывал темное пятнышко на бетоне с непроницаемым выражением, начесывая бакенбарды влажными пальцами. Потом мягко улегся на пол и снова потянулся.

— Вот что, — изрек наконец. — Морду от решетки, бобик.

Рамон зарычал.

— Не заводись, — кот даже не счел нужным фыркнуть. — Просто — морду от решетки. Я поставлю миску.

Рамон сглотнул до боли в горле и сел на корточки, прижимаясь спиной к прутьям клетки с противоположной стороны и не сводя с воды глаз. Кот усмехнулся, неуловимо, еле заметно, как всегда усмехаются кошки, и развалившись по полу животом, подтолкнул миску к решетке с Рамоновой стороны.

Рамон дернулся к воде едва ли не быстрее, чем кот успел убраться подальше. Потащил, было, миску к себе — но она не проходила между прутьями. Пришлось черпать воду горстями и хлебать из пригоршни. Кот, поджавшись в комок, обнимая колени, следил за каждым движением Рамона.