Сергей Лукьяненко - Якорь

— Главное — подобие, — сказал Антон. Он сидел верхом на коне, энергично жестикулируя и глотая слова. — Вера. Искренность. Вперед!

Я его не слушал. Все, что на самом деле было важно, он рассказал еще вчера. Сейчас Антон скорее мешал. Но он так искренне хотел помочь, что говорить ему об этом не хотелось.

— Что для тебя? — продолжал Антон. — Свет экрана? Касание клавиш? Звук? Что?

Я понимал, что он хочет сказать. Но понимание требовало усилий.

— Угу, — буркнул я, прилаживая на камень перед собой большой зеленый лист на двух веточках. Кусок коры перед листом… ну, допустим, что это клавиатура… Системный блок? Вот этот пень и будет системным блоком. На самом деле он меня не волновал, для человека за компьютером важен только экран и клавиатура.

— Я не мешаю? — внезапно спросил Антон.

Я покосился на него. Тощий, высокий, еще чуть-чуть тощести и высокости — был бы несуразным, Антон сидел на коротком бревне, водруженном на четыре жерди. В спортзале эта фигура называется «козел». Здесь Антон называл ее конем. Кажется, даже, звал по имени.

— Мешаешь, — признался я.

— Извини. Лучших побуждений! — искренне сказал Антон. — Но! Вперед!

Вот на это я не мог не посмотреть. Бревна и жерди, на которых сидел Антон, будто ожили, задвигались… и на короткий, совсем короткий миг мне показалось, что я вижу то же, что и он — настоящего коня, горделиво вскинувшего голову и перебирающего ногами… Потом «конь» унесся — только мягкий перестук копыт растаял в воздухе.

Я остался один.

Один человек — которого, в общем-то, здесь нет, посреди леса — которого здесь тоже нет.

Потому что «здесь» на самом деле не существует.

Самое трудное, когда попадаешь в мир снов, это придать ему реальность. Это мне вчера вечером объяснил Антон. Он следил за мной несколько часов, прежде чем подойти — «тут всякие разные бывают такие…» — сумбурно объяснил он потом. Но все-таки подошел. Мне повезло, я уже готов был признать, что сошел с ума.

А как еще можно объяснить происходящее — если ты точно помнишь, что лег спать — и вдруг оказываешься в лесу?

Сон?

Даже не смешно. Любой человек понимает, когда он спит, а когда бодрствует. Мир вокруг меня был совершенно реальным и настоящим: трава и листья под ногами, деревья вокруг, небо над головой, ручеек, на который я наткнулся через полчаса блужданий. Вода, кстати, тоже была вполне настоящая — холодная и с легким привкусом прелой травы.

Антон меня, можно сказать, спас.

— Понимаешь, ты умер, — сказал он, гарцуя вокруг на своей деревянной лошади. — Но тебе повезло. Ты умер во сне и останешься в мире снов.

Почему я ему поверил?

Потому что это как со сном. Ты знаешь, сон или явь. Ты знаешь, правда или ложь.

— Но у тебя проблемы, парень, — продолжал Антон. — Видишь ли, ты попал в мой сон. Ничего-ничего, я не против, все мы вначале приходим в чужие сны. Но нам тут вдвоем не ужиться. Ты же не видишь того, что вижу я, правда?

— Откуда я знаю, что ты видишь? — спросил я, стоя перед оборванным тощим человеком, восседающим на лошади из одного бревна и четырех жердей.

— Ты видишь мой замок на горе? — поинтересовался Антон. — Прекрасную Ленору, ждущую в карете у моста? Мою дружину, которой я велел не приближаться?

— Я и горы-то не вижу, — сказал я честно. — Я вижу… э… молодого человека на деревянной лошади.

— Деревянной! — воскликнул Антон горестно. — Ты слышал, Яростный, как он тебя? Нет, нет, мы не уживемся в одном сне. Ищи свой. Времени мало.

— Что свой?

— Якорь! — Антон развел руками. — То, что дает тебе реальность, реальность нужна даже в сне. Я должен продолжить путь, леди Ленора спешит в замок, но я вернусь… поутру.

Он вернулся. А я к этому времени уже понял, что надо искать.

Когда ты умер и знаешь, что мертв, то поиски смысла жизни становятся гораздо проще.

— Мне нужен компьютер, — сказал я Антону, когда тот появился рядом со мной — несуразный, нелепый, мертвый житель мира снов. — Я всю жизнь имел с ними дело. В них я верю. В лошадей и замки — извини, нет.

— Хорошее дело, — сказал Антон не смущаясь. — Так и думал — тебе снятся другие сны. Ищи, ищи!

Он унесся вдаль — и я зачарованно смотрел ему вслед. На мгновение я почти увидел его сон, его мир — и замок на горе, и мост через бурную реку, и пышную женщину в синем платье, стоящую у моста… То, что это была пышная женщина, а не стройная девушка окончательно убедило меня, что я вижу его сон.

Но он был чужой.

Как сделать свой — если ты уже мертв, уже не спишь, если ты всего лишь сознание, заблудившееся во сне, в «маленькой смерти», на пути к большой и окончательной? Никогда не верил в загробную жизнь, но если уж можно проснуться после смерти в мире снов — то окончательно ли мы умираем?

Но проверять я не хотел. Мне, в общем-то, и тут все нравилось.

Только мне нужен был якорь, чтобы превратить чужой сон в свой…

— Время, время! — крикнул Антон. Я и не заметил, как он вернулся. — Ты уже таешь, ты исчезаешь! Тебе якорь! Нужен, нужен!

— Ты видишь компьютер? — спросил я.

— Что такое компьютер? — уточнил он. — Ты все время говоришь это слово, но когда я жил, его еще не было. Были лошади, трамваи, автомобили. Ненавижу автомобили…

— Что передо мной? — спросил я.

— Большой лист лопуха, — сказал Антон. — Кусок коры. Пень. Я не знаю, что ты хочешь сделать, человек без своего сна. Но тебе нужен символ, понимаешь? Знак!

Я закрыл глаза. Я знал, что время истекает. Это была промежуточная станция между жизнью и смертью и мне не удалось тут задержаться.

Что для меня компьютер? Экран? Но я не поверю в листок-экран.

Клавиатура? Но я не поверю в деревянную клавиатуру.

И в мышку из камня я не поверю, и во флэшку из можжевельника, и в сканер из слюды…

В мире Антона нет ничего, за что бы я мог зацепиться и создать свой. Наши миры слишком далеки друг от друга.

— Не работает! — закричал я, и ударил кулаком по куску коры. — Не работает, сволочь, глюкавая железяка!

И сделал то, на что никогда не решался в реальной жизни — вмазал рукой по экрану, так, что брызнуло стекло, а жидкие кристаллы пошли радужными разводами.

— Не работает! — еще раз крикнул я.

И огляделся.

В окне мерцали огни вечернего города. Большого. На столе передо мной стоял компьютер с разбитым экраном.

На уцелевшем фрагменте экрана гарцевал рыцарь на лошади.

— Я рад, что у тебя получилось! — крикнул он. — Ура, ура!

Опустив руки я ошалело смотрел на него.

У меня получилось.