Я даже и не знаю с чего начать. Очень трудно признаваться в нанесении столь большого ущерба. Ведь пострадали люди, природа. Однако, хотя я и признаю свою вину, я не мог поступить иначе, и в схожих обстоятельствах я поступлю точно так же. Я готов понести суровое наказание, если конечно мне кто-нибудь поверит. В чем я сильно сомневаюсь, ведь это звучит, как полный бред. Да и слишком ценный я кадр, чтобы правительство отдало меня в руки правосудия. Подающий надежды, как бы сказал ректор моего института. Тем более мне скоро на международную конференцию по ПЧК (психологии человеческих комплексов). У меня-то психологических комплексов нет, я, как-никак, человек умственного труда, как с детства гордо называли меня родители. А впрочем… при чем тут родители? Я же пишу признание. Так что начинаю признаваться.
— Отойди с дороги идиот!
— А? Ой, конечно, извините…
Старая женщина с огромной сумкой немного некультурно высказалась в мой адрес, а затем не менее некультурно оттолкнула с дороги.
— Еще раз извините, — произнес я, удаляющейся по проходу между деревянными сиденьями, дородной фигуре, а затем привычным движением проверил, на месте ли мой ежедневник.
Двери захлопнулись и поезд загрохотал своей проложенной дорогой из пункта А в пункт В. К сожалению мне с ним было по пути. И путь мой лежал на мою горячо нелюбимую дачу. Я бы сказал, что не на мою дачу, а на дачу родителей, но кто меня слушает. Вот скажите мне, ну что может делать худой, как скелет, труженик на русской народной каторге, именуемой «дачей»? Да после пяти минут работы лопатой меня откачивать придется. «Свежий воздух» — говорят родители. Ага, свежий. Если только у тебя нет аллергии на все растущее и ползующее. Про солнце я вообще молчу. Моя белая, болезненно бледная, кожа может только обгорать. Загорать почему-то не получается. Но с родителями не поспоришь. Либо дача, либо выслушивание в течение месяца жалоб о том, что сын не хочет помочь престарелым родителям. Что, в общем-то глупо, ведь толку-то с меня все равно ноль.
— Следующая станция Люберцы — 1.
Ага, путь начался, а книга уже кончилась. Ужасно. Я же с ума от скуки сойду, кстати, нужно пометить в ежедневнике, что книга нужна. Газеты я на дух не переношу, так что придется скучать и стараться удержать равновесие, стоя между этими деревянными сиденьями.
Я убрал книгу и вынужденно огляделся по сторонам.
Вагон был как всегда полон. В основном бабушки с огромными сумками, дедушки. Несколько слегка нетрезвых компаний и отдельные личности приблизительно моего возраста. Все толкались и активно потели. Все как обычно. Разве что вот эта девушка слева у окна… девушка довольно красивая, сидит читает книжку. Хотя вообще-то все они глупые, как пробки, так что ничего особо интересного она читать не может. Кстати, ведь даже все самые великие ученые были мужчинами, а девушки ни на что великое не способны. А значит толку от них не много. Тем более если эти девушки всегда ценят не мозги и душевные качества, а внешность. Так что никакая длинноволосая светленькая девушка с очаровательным носиком не стоит моего внимания. Я демонстративно, скорее для себя, отвернулся в другую сторону и стал наблюдать за проносящимися за окном пейзажами.
На следующей остановке сидящая рядом с девушкой женщина вышла и я быстро занял ее место. Не потому, что хотел сесть с девушкой, а просто потому, что мое тело просто задеревенело от долгого стояния.
Я мельком взглянул на девушку. Она, конечно же, не обращала на меня внимания. Да и никто из них не обращает. Им не нужен худой, бледный очкарик. Я еще раз, с некоторой злостью глянул на девушку. Разоделась… коротенькая серенькая юбочка, футболочка… приманивает самцов. А потом они жалуются, что их насилуют. Сами виноваты, нечего провоцировать.
Я раздраженно отвернулся к окну.
Спустя еще десяток минут освободились соседние места рядом со мной и девушкой. Их тут же заняла веселая компания из шести юношей, одетых в защитную униформу, бритых и слишком веселых, чтобы быть трезвыми.
— Парниша, освободи место старику, — положил руку мне на плечо один из них, конечно же, самый здоровый.
Я молча, чтобы ни на что не нарваться, встал, взял вещи и пересел на свободное место с другой стороны прохода. Как раз рядом с подозрительно косящейся на меня бабулькой. Можно подумать я на ее сверх ценный баул покушаюсь. Эка ценность. Я недовольно покосился на сместивших меня с моего места парней.
Типичные представители современного быдла. Мускулы и ничего кроме мускулов. Голова нужна зачем? Правильно, чтобы ее побрить на-лысо.
Парни расселись вокруг девушки и начали, общаясь нарочито громко, поедать девушку глазами.
Сама виновата. Разоделась, теперь терпи.
Я привычно отвернулся к окну и опять задумался.
Вскоре объявили мою остановку. Я собрался выходить, но это оказалось не так просто. Пока я задумался, глядя в окно, в проходе пристроился один представитель компании в камуфляже с гитарой и начал во все горло орать песни. Выйти с моими сумками, и не задеть его, было просто невозможно. А уж просить пропустить меня к выходу и вовсе не стоило. Они уже были явно на взводе, и им ничего не стоило попинать такого работника умственного труда, как я.
Я еще раз посмотрел на веселящуюся компанию. Один из них уже успел положить руку на плечи девушке. Она же старательно делала вид, что ей все равно, и читала книгу.
Мне даже не нужно было делать вид, что мне все равно. Мне действительно было все равно. Так что я отвернулся к другому окну и опять глубоко задумался. И, как это водится у великих людей, уснул.
Сначала мне снились отдельные отрезки моей жизни. В основном не очень приятные. Мне снились вручения наград: физика, математика, химия, литература, психология, история и прочие. Невероятное множество. Мне никогда не нравились эти вручения. Вы бы радовались, если бы победили в тесте на интеллект мартышку? Я же не виноват, что все люди такие глупые. Поэтому все эти поздравления и аплодисменты всегда меня бесили. И поэтому во сне все эти награждения казались кошмарами.
Но все кончилось, и вскоре я проснулся. Вернее я подумал, что проснулся лишь в первую секунду. Это только в книгах пишут о том, что люди видят сны и путают их с реальностью. На самом деле это конечно бред. Сон может быть очень реален, но это всего лишь сон. Вот и я где-то на задворках сознания знал, что это всего лишь сон, хотя и очень реальный. Тем более я выступал в этом сне всего лишь безмолвным и бестелесным зрителем. Я увидел себя, спящего, уткнувшись носом в стекло. Я лишний раз заметил, что при своей болезненной худобе смотрюсь просто комично в широких шортах и футболке. Я невольно, просто по инерции, перевел взгляд на громкую компанию, сидящую рядом с девушкой. Они уже явно веселились во всю. Пиво лилось рекой, и двое из них уже активно выказывали знаки внимания девушке. Девушка, как могла, активно сопротивлялась.
