* * *
— Любишь черепах? — спрашивает Витера.
— Не очень, — отвечает Буз. — Мясо жестковатое…
— Я не об этом!
— А, ну-у… люблю, у них это… уши красивые!
— У черепах нет ушей!
— Да? Так я и говорю, ушей нет — это ж красиво! Голова как булыжник, прям как у нас, огров.
— А я, значит, уродина?!
— Почему?
— У меня же уши!
— Не, ты фея, а феи все красивые, даже с ушами.
Буз идет вдоль берега, следы на песке глубокие как колодцы, лоб сбивает кокосы с прибрежных пальм, чайки путают огра с рифом, пытаются сесть, свить гнездо. Витера кружит рядом, от прозрачных крылышек в воздухе шлейф разноцветных искр, платье на ветру рябит как вода в ручье, фея играет с крабиками, собирает ракушки, помогает выброшенным на берег медузам, что как вялые прозрачные грибы, вернуться в море.
— Зачем мы идем к нему? — гудит Буз.
— Он мудрец! — Витера подлетает нос к носу. — Древние легенды гласят, ему тысяча лет! Нам нужен мудрый совет.
— А без него решить не можем?
— Можем. Но на всякий случай…
Доходят до утеса, в нем — темное горло пещеры. От входа до берега и обратно ползут черепахи: огромные и мелкие, с гладкими и шипастыми панцирями, у всех кожа сморщенная как у стариков. И все медлительные, похожи на реку камней. Несут в пастях и на панцирях дары моря: жемчужные раковины, трезубцы кораллов, водоросли, кальмариков, рыбок…
— Черепахи добывают ему пищу и всякое для снадобий! — восхищенно шепчет Витера, взгляд мечтательный. — Настоящий мудрец!
Огр сгибается, на четвереньках проползает в пещеру, сам как гигантская черепаха. Фея летит под потолком, искры от крыльев освещают уступы и выступы, тени как шапки черного мха. Земля сплошь в костяных бугорках, черепахи гребут друг по другу, некоторых теснят к стенам, те ползут почти отвесно, как пауки. Буз старается не задавить, расталкивает осторожно, между ними не просунуть и травинку.
Выбираются в просторную полость, огр с хрустом разгибает спину, вздох облегчения, Витера взлетает к его плечу.
Мудрец сидит на камне у костра, тускло отсвечивает плащ цвета ночного моря, из-под ткани выпирает панцирь, края капюшона тонут в черных складках кожи, голова вытянутая — черепашья. Взгляд усталый, задумчивый, упирается в котел, где варится что-то густое. Руки трехпалые, в одной — ложка, помешивает монотонно.
— Здравствуй, о великий муд… — Фея осекается.
Мудрец прячет руки и голову в панцирь так быстро, что плащ остается висеть в воздухе, лишь спустя долгий миг оседает. Ноги до скрежета вцепляются в камень, словно сейчас налетит тайфун.
— Вы кто? — урчит из панциря.
— Я фея, — тычет в себя Витера, показывает на Буза. — А это огр.
Из панцирных дупел осторожно показываются кисть с ложкой и макушка, круглые от страха глаза медленно моргают.
— На фею и огра похожи мало…
— Почему? — Буз чешет подбородок, взгляд бродит по полкам, где пучки сушеных водорослей, пирамидки камешков, бутыльки из раковин, мешочки… Черепахи сгружают добычу на циновку, пестрая блестящая гора как сокровища, о которых грезили пираты, но если вглядеться — не монеты и драгоценности, а крабьи клешни, жгутики медуз, минералы, ракушки… Рептилии кое-как разворачиваются, ласты пассивно гребут к выходу, точки глаз под тяжелыми бровями безучастные как у пожилых дворецких.
— Тысячу лет назад феи и огры были другие. — Мудрец вылезает из панциря в плащ, ложка ныряет в котел, вновь неспешно нарезает круги, но глаза прикованы к чужакам. — А я тысячу лет не видел никого, кроме черепах. Ох, больно…
— Что случилось, о великий муд… — Витера порывается ближе, но одергивает себя, боится напугать. Крылья сыплют искры сплошным водопадом, бриллиантовый перезвон.
— Давно не говорил, губы срослись, разлеплять больно… — Мудрец потирает челюсти, кивает на чахлые коврики у костра. — Садитесь. Зелье бодрящее доварю и выслушаю…
Мудрец скрипуче подымается, дорога к полке и назад как эпический поход армии через горы во вражьи земли и возвращение в родные края, с кровавыми потерями и трофеями, каждый шаг кряхтит, охает, Буз и Витера наблюдают с сочувствием. В руке мешочек, на ладонь высыпаются зернышки, мудрец долго взвешивает их в кулаке, сгорбившись, слушает, будто внутри карлик что-то шепчет, пальцы то отсыпают, то добавляют щепоть, мудрец опять плавно трясет, прислушивается…
— О великий муд…
— Тшш! — перебивает мудрец строго. — Эх, ну вот, опять сбился…
— …что ты делаешь?
— Взвешиваю зерна для зелья. Надо быть точным, иначе выйдет варево бесполезное или отрава смертельная!
— Не пробовал считать? — вмешивается Буз.
— Надо много, — назидательно изрекает мудрец, — все не счесть!
— А считать умеешь до скольки?
Мудрец подносит к морде кисть, разглядывает вдумчиво…
— До трех. — Поднимает вторую. — Нет, до шести!
Буз и Витера переглядываются.
— А что, умеете до семи? — ревниво, но с интересом спрашивает мудрец.
Следующий час огр чертит на песке цифры, учит считать до десяти — три пальца трижды плюс голова, пол завален камушками и ракушками, их складывают и вычитают… Мудрец чешет в затылке, брови хмуро сгущаются, косится снисходительно, иногда зло, но стоит вникнуть в «дважды два — четыре», и глаза как огромные жемчужины, шея вытягивается, будто под ногами не кучка хлама, а жареный скат в соку из морской капусты. На одной из задач между Бузом и Витерой вспыхивает спор, о мудреце забывают, машут руками, перекрикивают, от арифметики к алгебре, на мудреца сыплются непонятные словечки, песок устилают заросли подсчетов. На очередной закорючке огра и фею сгибает смех, они подшучивают друг над другом. Хозяин пещеры наблюдает, даже черепахи вроде бы вслушиваются…
Мудрец с улыбкой качает головой, лапа после многих попыток взвешивает-таки нужную массу зерен, мудрец пересчитывает, ложка коряво выводит на песке:
«88»
Зерна возвращаются в мешочек, мудрец вынимает по одному, губы бормочут числа по порядку, десятки раскладываются по холмикам.
Горочек становится восемь, в руке — столько же зерен. Мудрец сгребает все в ладонь, взвешивает…
— Верно! — радуется как дитя, которому купили корзину сладостей.
Зерна с уютным шипучим бульканьем летят в котел, ложка весело закручивает водоворот.
— А что за зелье? — Витера порхает вокруг вьюнков пара.
— Для бодрости. — Мудрец качается, наверное, пританцовывает. — С ним и тело не сильно дряхлеет, и голова от долгих дум не мутится. Но рецепт опасный: сваришь не так — завернешь ласты.
