Андрей Зинчук
СВЕТ ЧЕЛОВЕКОВ
(Не хочу быть двоечником!)
Разум, то есть соотнесение всего, что мы уже знаем, не таков, каким он станет, когда мы будем знать больше.
Вильям Блейк
В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
Ев. от Иоанна 1.4
Иисус отвечал им: не написано ли в законе вашем: «Я сказал: вы боги»?
Ев. от Иоанна 10.34
Уже идет снег, и я боюсь, что в моем распоряжении осталось мало времени. Передо мной лежит дневник — обыкновенная ученическая тетрадь. Кое-где записи наползают друг на друга, дневник побывал в воде, и некоторые страницы не разберешь. События, о которых я хочу рассказать, происходят на острове, расположенном в одном из южных морей, где я и мой старший брат Лот решили провести летний отпуск.
«ОСТРОВ НАШ — САМЫЙ ОТДАЛЕННЫЙ ИЗ ОСТРОВОВ БОЛЬШОЙ ГРЯДЫ И НАХОДИТСЯ В ДВАДЦАТИ МИЛЯХ ОТ МАТЕРИКА. ПЛОЩАДИ ЗАНИМАЕТ ОКОЛО МИЛИ И ПОЧТИ ЦЕЛИКОМ СЛОЖЕН ИЗ РАКУШЕК ПОГИБШИХ МОЛЛЮСКОВ. ИХ ХРУПКИЕ СТВОРКИ СВЕРКАЮТ НА СОЛНЦЕ, ТАКОМ ЖЕ ОСЛЕПИТЕЛЬНОМ, КАК И САМ ОСТРОВ. СЕВЕРНУЮ ЕГО ЧАСТЬ ВЕНЧАЕТ СКАЛА, НА СКАЛЕ МАЯК. САМ ЖЕ ОСТРОВ ПЛАВАЕТ В ЖИЖЕ ПРИБОЯ И С МОРЯ НАПОМИНАЕТ КЛОК МЫЛЬНОЙ ПЕНЫ. МИЛЯХ В ДЕСЯТИ ОТ НЕГО ТОРЧИТ БУРОВАЯ ВЫШКА, ЗАМЕТНАЯ В ЯСНУЮ ПОГОДУ. ОТ НЕЕ К ОСТРОВУ НАГОНЯЕТ НЕФТЬ».
…Дорога нас измучила. Мы мчались ночью в попутной «Шкоде», распугивая по сторонам каких-то птиц. Светила зеленая луна. Кусты, выхватываемые фарами из темноты, были однообразны и рельефны, а горизонт заслоняли освещенные луной горы, словно вырезанные из черного картона. Ночь была ненастоящей, бутафорской, какие бывают в театре. Может быть, из-за этого я ее так хорошо и запомнил: маленький огонек на приборном щитке машины, две нечеткие колеи впереди и мотающаяся справа голова брата. Куда мы мчались? Зачем? Адрес базы был нам известен от мужчины неопределенного возраста, жевавшего бутерброд в железнодорожном буфете. Там же, на вокзале, мы нашли водителя. Он хоть и содрал втридорога, но довез.
С этой базой вообще вышел цирк! Один наш знакомый слышал от одного своего знакомого, что тому сказали его знакомые… Лето было на исходе, и мы с Лотом, ничего не проверив и даже не наведя предварительных справок, вдруг сорвались с места и полетели. Куда? При свете фар автомобиля видно было несколько рядов колючей проволоки и калитку, прикрученную болтом.
Лот потрогал болт. Чапа сунулась в лаз под калиткой и поскулила. Но тут уже необходимы объяснения… Чапа — семимесячная сучка из породы сенбернаров. Лохматая, на толстых лапах, голова как чемодан. Это существо обладает добрым нравом и чувством юмора. Кажется, она первая оценила обстановку: три часа ночи, возня в кустах неподалеку, запертая калитка и проволока, за которой ничего не видно.
«Шкода» развернулась и ушла. Мы пристегнули собаку на поводок и пошли вдоль заграждения. Далеко идти не пришлось — метров через пятьдесят был лаз в который мог бы въехать даже трактор.
Не стоит, наверное, описывать наши ночные блуждания. Тем более что двери бараков были заперты, машина, как я уже говорил, ушла, а отступать нам было некуда. Мы расстелили палатку и улеглись на землю посреди какого-то пустыря.
— Влипли, — сказал Лот, ворочаясь.
— Все ты, — ответил я. — Нужно было ехать в Крым!
— Ладно тебе, спи.
И я уснул. А когда проснулся…
«Я ПРОСНУЛСЯ ОТ ТРЕСКА МОТОЦИКЛА И УВИДЕЛ, КАК СКВОЗЬ ВЧЕРАШНИЙ ЛАЗ МИМО БУХТ КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКИ НА ОГРОМНОЙ СКОРОСТИ ПРОМЧАЛСЯ КАКОЙ-ТО СТАРИК… МЫ НАШЛИ НИЧЕЙНОГО РЕБЕНКА».
Но до этого утром из темноты выступили несколько бараков с заколоченными окнами, большой сарай и кухня. Все обнесено заграждением. Мы ждали возвращения хозяина и поэтому свернули палатку и отправились побродить по территории базы. И в одном из бараков наткнулись на ребенка…
— Ты чей такой? — спросил Лот, улыбаясь и делая шаг к кровати. — Ты дедушкин, да?
Ребенок молчал и почему-то морщился. На вид ему было года три.
— Ты чего молчишь? Ты тут болеешь, да?
— Он тебя боится, — сказал я, подошел к ребенку и протянул руку, чтобы поправить подушку. Ка-ак вцепится он в мои часы! Намертво. Пришлось отдать.
— Это ерунда, — сказал Лот. — Этот, как его… вернется, ну, тот… тогда и заберем.
Мы потолкались в дверях барака.
— Он, наверное, есть хочет. Дед, наверное, не кормит. Или пить.
— Скорее всего он мокрый, — предположил Лот. — Видал, как смотрит!
Ребенок все так же молчал и разглядывал нас серьезным, совсем не детским взглядом. В комнату просунулась Чапа. Другой бы на его месте обрадовался. Или хотя бы испугался. А этот будто в рот воды набрал. И Чапа на него ноль внимания. Обошла комнату, будто чужих тут не было вовсе.
Опять затрещал мотоцикл. Мы выскочили из барака. Старик уже слезал с седла. Из авоськи, которую он держал в руках, торчал батон. Где он его достал в такую рань? На моих часах в тот момент, когда я их лишался, была половина восьмого…
Старику мы пожаловались на приключившееся с нами недоразумение. Тут же он пошел в барак и вернулся с часами.
«ДЛИНА ПО КРОМКЕ ВОДЫ ПОЧТИ ВОСЕМЬ КИЛОМЕТРОВ».
Что означает эта запись, уже не помню. Это относится или к базе или к рассказу старика. После его приезда мы с некоторой опаской сели на кухне пить чай. Вообще, кто его знает… Народ тут дикий, непонятный, нас в городе предупреждали.
Когда Лот навел разговор на интересующую нас тему о подводной охоте, старик не очень внятно стал рассказывать об островах. Но тут мимо нас спотыкающейся походкой молча прошагал давешний ребенок и скрылся за бараком. Старик прервал рассказ на самом интересном месте, отряхнул с брюк крошки и ушел.
«МЫ НА ОСТРОВЕ. УСТРАИВАЕМСЯ».
Старик подбросил нас на моторке до острова, оставив нам в пользование маленькую лодку, фонари и запас пресной воды в полиэтиленовых канистрах.
«ХИБАРА. МЫ СОВЕРШЕННО ОДНИ».
Хибара… Это опять нужно объяснит. Хибара — бредовое сооружение из досок и бревен, созданное на берегу чьим-то расстроенным воображением, так как:
«ЖИТЬ В ХИБАРЕ НЕЛЬЗЯ. ОНА НЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНА ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА».
Трудно вообразить себе дом, в котором нельзя жить. Но этот был именно таким. Мы с братом долго ходили вокруг. Было даже как-то не по себе.
«ВЕЧЕРОМ УСТРОИЛИ ПЕРВУЮ ОХОТУ. СТОЛЬКО КЕФАЛИ Я НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ. ЛОТ ТОЖЕ».
Кефаль — рыба хитрая. Увидеть ее под водой, а тем более попасть в нее из подводного ружья очень непросто. Но если затаиться в камнях и сидеть очень долго, до мучительного решения «больше не могу», и еще некоторое время после этого сидеть «на характере», и потом еще чуть-чуть «неизвестно на чем», пока перед глазами не появятся радужные круги удушья, — можно увидеть, как рыбы выскальзывают из глубины к берегу, появляясь на мгновение из голубоватой мути, будто бы под руками невидимого фотографа. И так же быстро исчезают в глубине — возможно, только затем, чтобы через несколько мгновений вернуться назад и подставить под гарпун свой бок.
