Марина Ясинская - Половина лохматых

Когда Мирк добрался до мемориала Первого Полисмена, Шершавый уже был на месте и выцарапывал что-то на мраморной облицовке постамента. Первый полисмен, равнодушный к его стараниям, сидел на испещрённом надписями пьедестале и безразлично смотрел вдаль каменными глазами.

А на ступенях, ведущих к памятнику, сидела Лина и, аккуратно расправив вокруг себя юбку жёлтого в белый горох сарафанчика, играла в камешки.

— А она что здесь делает? — нахмурился Мирк, глядя на девочку.

Шершавый обернулся и, как делал всегда, когда смущался, неосознанно провёл рукой по затылку. Пальцы ощутили привычную щетину пробивающихся волос. Как он только их не выводил — и бритвой, и бальзамами, и мазями! Но добиться идеально гладкой поверхности не удавалось; голова всегда была покрыта налётом щетины, из-за которой его и прозвали Шершавым.

— Родители ушли в ночную смену, велели мне за ней присмотреть. А она боится оставаться дома одна. Вот и пришлось взять с собой — не оставлять же малýю.

Мирк недовольно фыркнул. С этой малявкой кварталов лохматых им сегодня не видать.

— Прекрасно, — раздражённо выдохнул он. — Значит, всё отменяется.

— Почему это?

— Потому что ты притащил довесок! Куда нам с ним?

— Я не довесок, — обиженно пробубнила сидящая на ступенях девочка, не отрываясь от игры в камушки.

Мальчишки её словно не услышали.

— Может, оставим здесь? — предложил Мирк. — А потом заберём.

Шершавый покосился на сестру. Лина, позабыв о камешках, подняла безволосую голову и уставилась на брата тревожными глазами.

— Нет, — покачал головой Шершавый. — А что, если мы не вернёмся до темноты? Тогда ей тут будет ещё страшнее, чем дома.

Мирк огляделся. Днём сквозь окружавшие памятник колонны лился солнечный свет, делая тайное убежище приятелей тёплым и уютным. Но когда наступал вечер, заброшенный мемориал погружался в холодные тени и становился мрачным и зловещим. В сумерках Мирку и самому становилось тут не по себе, хотя в свои солидные четырнадцать лет он никогда бы в этом не признался.

— Может, с собой её возьмём? — предложил Шершавый.

Мирк поперхнулся от возмущения. Брать малýю с собой в квартал лохматых? Ещё неизвестно, получится ли у них самих туда пробраться, а уж с Линой!

Однако… Мирк нахмурился. Выбор у них невелик: или они сегодня вообще не идут, или идут, но вместе с девочкой. Есть ещё, конечно, вариант оставить Шершавого с сестрой, и пойти одному, но… Во-первых, Шершавый обидится, а во-вторых… А во-вторых, идти в одиночку к лохматым Мирк опасался.

— Ладно, — махнул он рукой, сдаваясь, и направился к выходу из мемориала. Шершавый с сестрой поспешили за ним.

Пройдя сквозь оплетённые плющом колонны мемориала, приятели вышли на огромную площадь. Та была выложена каменными плитами; сквозь щели между ними густо росла трава, кое-где в ней желтела мать-и-мачеха. На противоположном краю площади, прямо напротив мемориала, валялся на земле сброшенный с постамента каменный крылатый мужчина. Одно из крыльев откололось и лежало рядом, под другим крылом, на лопатке примостилось птичье гнездо.

— А что, раньше в Полисе жили ещё и крылатые люди? — спросила Лина.

— Нет, — отозвался Шершавый. — Крылатых людей не бывает.

— Тогда чей памятник лежит на площади?

Брат пожал плечами. Про крылатого он ничего не знал; знал только, что мужик, сидевший в мемориале — это первый полисмен, много веков назад основавший Полис. Площадь тоже носила его имя — по крайней мере, до тех пор, пока не случился Револьт. После Револьта все сразу узнали, что первый полисмен на самом деле был плохим человеком, и возмущённый народ немедленно решил снести мемориал, построенный в его честь. Но не вышло — здание возводили на совесть, на века, и людское возмущение разбилось о него, как волны о скалу. Толпа скинула с постамента крылатого мужика и на этом успокоилась; мемориал, расположенный на отшибе за городом, забросили и забыли. Прошло несколько лет, и площадь, а также ведущий к ней парк одичали — здесь густо росла трава, цепкие побеги ползли по плитам и колоннам, а по нагретым солнцем камням без страха сновали белки.

— А учительница нам сегодня на полисоведении рассказывала, что когда-то в нашем полисе жили все вместе, вперемешку — и мы, и лохматые, — продолжила Лина. — А потом все перессорились, и пришлось делить Полис пополам.

— Ха! — вмешался тут Мирк и презрительно фыркнул. — А учительница не рассказывала вам, что ещё до того, как мы все жили вперемешку, именно мы построили этот Полис? Потому мы и называемся истоками — мы были первыми. А лохматые заявились сюда много позже. Сначала приезжали просто поглазеть, затем стали оставаться на заработки, а потом начали оседать. Наоткрывали своих магазинов, настроили своих трактирий, навозводили свои церкви — и это в нашем городе! А потом ещё и права стали требовать!

— А в их трактириях еда вкусная, нас мама с папой туда водили, — бесхитростно и очень некстати заметила Лина прежде, чем Шершавый успел её одёрнуть.

Мирк немедленно помрачнел. Его мать работала на кухне в одной из трактирий лохматых. Она растила Мирка и двух его младших братьев в одиночку, зарплаты не хватало, вот и приходилось по выходным подрабатывать там, где была работа. Это бесконечно возмущало Мирка — чтобы его мать работала на лохматых? Да это лохматые должны работать на них, истоков, это же они в Полисе чужаки! Пусть зачастую и чужаки уже в третьем, а то и четвёртом поколении…

Парк остался позади, впереди показалась широкая асфальтовая дорога. Её проложили ещё в период Петролеумного расцвета, когда в Полисе было много машин. Сейчас же по ней ездили только велосипеды и грузовые велоциклы, и лишь изредка мелькали электрокары.

Трасса проходила через весь Полис и являлась той самой границей, по которой его разделили пополам; к западу от трассы была половина истоков, к востоку — половина лохматых. По обеим сторонам от дороги — и по всему периметру тянулись проволочные ограждения, защищавшие границы от посторонних. Пройти сквозь них можно было только через тщательно охраняемые пропускные пункты.

Или через известные лишь немногим тайные лазейки в ограде.

Именно такой пользовались Мирк с Шершавым, бегая к стоявшему за пределами Полиса мемориалу Первому полисмену.

И сейчас через другую такую лазейку они собирались проникнуть на чужую половину.

О лазейке Мирк узнал, случайно подслушав старшеклассников, хвалившихся, что они побывали на половине лохматых. Парни говорили, что дыра в ограде находится прямо напротив самолёта, и Мирк решил, что найти её не составит труда — он прекрасно знал, где лежит крылатая машина. Собственно, об этом знал каждый — бездвижный самолёт, густо покрытый зеленью, давно стал неотъемлемой частью пейзажа на окраине Полиса.