Они поменялись местами. Несколько секунд Горбовский сидел в кресле для посетителей очень прямо и выжидательно смотрел на Поля, потом осторожно прилёг.
— Лет пять назад, — сказал он, — мне пришлось участвовать в увлекательнейшей охоте. Мой друг Кондратьев… Вы слыхали о нём, конечно, он недавно умер… Кондратьев пригласил меня охотиться на гигантских спрутов. Не припомню, чтобы какое-нибудь другое существо вызывало у меня такое же отвращение и инстинктивную ненависть. Одного я убил, второго сильно покалечил, но он ушёл. А спустя два месяца появилась хорошо вам, вероятно, известная статья Лассвица.
Поль сдвинул брови, пытаясь вспомнить.
— Лассвиц, Лассвиц… Хоть убейте, не помню, Леонид Андреевич.
— А я помню, — сказал Горбовский. — Вы знаете, у человечества есть по крайней мере два крупных недостатка. Во-первых, оно совершенно не способно созидать, не разрушая. А во-вторых, оно очень любит так называемые простые решения. Простые, прямые пути, которые оно почитает кратчайшими. Вам не приходилось думать по этому поводу?
— Нет, — сказал Поль улыбаясь, — боюсь, что не приходилось.
— А как у вас обстоят дела с эмоциями, Поль?
— Думаю, что обстоят хорошо. Я могу любить, могу ненавидеть, могу презирать, могу уважать. По-моему, спектр полный. Да, и ещё могу удивляться. Вот как сейчас, например.
Горбовский тоже вежливо улыбнулся.
— А такая эмоция, как разочарование, вам знакома? — спросил он.
— Разочарование… Ещё бы! Я всю жизнь только и делаю, что разочаровываюсь.
— Я тоже, — сказал Горбовский. — Я был очень разочарован, когда выяснилось, что расшатать инстинкты у человека ещё труднее, чем расшатать наследственность. Я был очень разочарован, когда оказалось, что мы интересуемся Странниками гораздо больше, чем Странники — нами…
— Правильнее сказать, Странники нами вовсе не интересуются.
— Вот именно. Я несколько приободрился, — продолжал Горбовский, — когда наметились успехи алгоритмизации человеческих эмоций, мне казалось, что это открывает широкие и довольно ясные перспективы. Но боже мой, как я был разочарован, когда мне довелось поговорить с первым кибернетическим человеком!… Вы знаете, Поль, у меня такое впечатление, что мы можем чрезвычайно много, но мы до сих пор так и не поняли, что из того, что мы можем, нам действительно нужно. Я боюсь, что мы не поняли даже, чего мы, собственно, хотим. Вы чего-нибудь хотите, Поль?
Поль вдруг ощутил усталость. И какое-то недоверие к Горбовскому. Ему показалось, что Горбовский смеётся над ним.
— Не знаю, — сказал он. — Хочу, конечно. Например, очень хочу, чтобы меня полюбила женщина, которую я люблю. Чтобы охотники возвращались из леса благополучно. Чтобы мои друзья не погибали неизвестно где. Вы об этом спрашиваете, Леонид Андреевич?
— Но достаточно ли вы хотите этого?
— Думаю, что достаточно, — сказал Поль и взял сводку.
— Странно, — сказал Горбовский задумчиво. — Последнее время я всё чаще замечаю, что раздражаю людей. Раньше этого не было. Не пора ли и мне заняться чем-нибудь другим?
— А чем вы занимаетесь сейчас? — спросил Поль, делая пометки на полях сводки.
— Вот вы даже из вежливости не сказали, что я вас вовсе не раздражаю. Но кто-то же должен раздражать! Слишком стало всё определённо, слишком все уверены… Я, пожалуй, пойду, Поль. Пойду побросаю камешки. Вот уж что, кажется, никого не раздражает, как я ни стараюсь… — Он сделал попытку встать и снова лёг, глядя на окно, по которому текли крупные капли.
Поль засмеялся и бросил карандаш.
— Вы действительно иногда действуете на нервы, Леонид Андреевич. Но снаружи мокро и неуютно, так что лучше останьтесь. Вы мне не мешаете.
— В конце концов, нервы тоже нужно тренировать, — заметил Горбовский задумчиво. — Тренировать свою способность к восприятию. Иначе человек становится невосприимчивым, а это скучно.
Они замолчали. Горбовский, кажется, задремал в своём кресле. Поль работал. Потом секретарь-автомат доложил, что егерь Сименон с туристом-новичком явились на инструктаж. Поль приказал звать.
Вошёл маленький чернявый Сименон в сопровождении новичка, физика Марио Пратолини, оба в комбинезонах, увешанные снаряжением, при карабинах и охотничьих ножах. Сименон был, как всегда, угрюм, а Марио сиял и лоснился от удовольствия и волнения. Поль встал им навстречу. Горбовский открыл глаза и стал смотреть. На лице его появилось сомнение, и Поль сразу понял, в чём дело: новичок был явно плох.
— Куда отправляетесь? — спросил Поль.
— Пробный выход, — ответствовал Сименон. — Первая зона. Сектор шестнадцать.
— Я не такой уж и новичок, директор, — сказал Марио с весёлым достоинством. — Я уже охотился на Яйле. Может быть, можно обойтись без пробы?
— Нет, без пробы нельзя, — сказал Поль. Он вышел из-за стола и остановился перед Марио. — Без пробы нельзя, — повторил он. — Инструкцию изучили?
— Два дня зубрил, директор. Мне приходилось охотиться на ракопауков, и мне говорили…
— Это несущественно, — мягко перебил Поль. — Давайте лучше поговорим о Пандоре. Вы потеряли егеря. Ваше решение?
— Даю серию сигнальных выстрелов и жду ответа, — отбарабанил Марио.
— Егерь не отвечает.
— Включаю рацию, сообщаю вам.
— Действуйте.
Марио схватился за рацию, и Сименон едва успел подхватить его карабин. Горбовский опасливо поджал ноги.
— Не торопитесь, — посоветовал Поль, — и будем считать, что карабин вы уже утопили.
Марио воспринял это как шутку. По его движениям было видно, что рации вообще для него не диковинка, но не такие — агрегаты из коротковолнового приёмо-передатчика, радиометра и биоанализатора. Марио с сопением крутил верньеры, Поль ждал, а Сименон, держа у ноги оба карабина, смотрел в угол.
— Странно, — сказал наконец Марио. — Просто удивительно…
— Да нет, — сказал Поль. — Что же тут удивительного? Вы, собственно, чего хотите?
— Ах, да! — Марио вдруг осенило. — Так я получаю концентрацию белка… Ага… Белка много… Так. Сейчас. Готово! Передавать?
— Передавайте, — холодно сказал Поль.
— Э-э… А-а… Постойте, я ещё не подсоединил микрофон… — Марио засунул руку за воротник, ища шнур микрофона. — Вообще, если рассуждать логически, совершенно непонятно, как может потеряться егерь.
— Слева, слева, — мрачно подсказал Сименон.
— Да, — согласился Поль. — Егерю теряться совершенно незачем. Но можете потеряться вы.
Марио подсоединил микрофон и снова спросил:
— Передавать?
