Тхакер помогает ей подняться на ноги.
— Простите меня, я позволил себе глупость и непрофессионализм. Хотел порисоваться и произвести впечатление имеющейся в нашем распоряжении системой бесплотных.
Рука Тхакера поддерживает ее дольше, чем позволяют приличия. И боги внезапно исчезли.
— Мистер Тхакер, — говорит Аша, — вы хотите поместить передатчик в моей спальне, в моей постели, между мной и мужем?
Именно это вы предлагаете сделать, внедрившись в каналы между мной и Эй Джеем.
Но рука Тхакера все еще поддерживает Ашу, пока он ведет ее к креслу, усаживает и предлагает холодной воды.
— Я ведь только спросил, и мною движет желание действовать в интересах страны. Я горжусь своей работой. Когда дело касается безопасности нации, все средства хороши. Вы меня понимаете?
Аша напускает на себя самообладание танцовщицы, оправляет платье, смотрится в зеркальце.
— Тогда наилучшее, что вы можете сделать, — прислать мне автомобиль.
Этим вечером она, словно язычок пламени между сумеречных колонн, кружится под звуки табла и шехнаи[41] по нагретому за день мрамору Диван-и-Аама, дворца джайпурских правителей. Замершие зрители едва осмеливаются дышать. Среди адвокатов, политиков, журналистов, звезд крикета, индустриальных магнатов замерли менеджеры, превратившие дворец раджпутов[42] в отель мирового уровня, и знаменитости. Нет никого, кто мог бы сравниться известностью с Ашей Ратхор. Теперь Пранх может отбирать только самые заманчивые приглашения. Ведь она нечто большее, чем восьмое чудо света. Аша знает, что все восхищенные зрители не забыли надеть наушник в надежде хоть мельком узреть ее мужа-джинна, танцующего с ней меж теней колонн.
Позже, когда Пранх несет в апартаменты Аши полные охапки цветов, он говорит:
— Знаешь, я хотел бы поговорить с тобой о повышении комиссионного вознаграждения.
— Ты не посмеешь, — шутит Аша и видит испуг на лице ньюта. Выражение мелькнуло и пропало. Но он боится.
Когда Аша вернулась с озера Дал, оказалось, что Нита и Прия переехали. Они не отвечали на звонки. В последний раз Аша навещала Мадхури семь недель назад.
Обнаженная, она раскинулась на подушках джарока — настоящего произведения искусства с филигранной резьбой по камню. Через решетку крытого балкона она смотрит, как разъезжаются гости. Отсюда легко наблюдать за происходящим, не видимой никому, словно пленница в старинной зенана.[43] Сокрыта от мира.
Отлучена от плоти человека. Она встает, прижимается к хранящему дневное тепло камню; касается его сосками и лобком. «Видишь ли ты меня, ощущаешь ли мой запах, чувствуешь ли меня, знаешь, что я сейчас здесь?»
Вот он. Ей даже необязательно видеть его, она ощущает его присутствие по волнующему покалыванию внутри головы. Он является сидящим на низкой резной кровати тикового дерева. «Ведь он запросто мог появиться прямо в воздухе перед балконом», — думает Аша.
— Похоже на то, что ты расстроена, сердечко.
В этом помещении он слеп, здесь нет глазков камер, направленных на ее украшенную драгоценностями кожу, но он видит ее дюжиной чувств, мириадами обратных связей через ее наушник.
— Я устала, я раздосадована, я танцевала хуже, чем могла бы.
— Да, мне тоже так показалось. Может, на танце отразилось посещение копов Кришны?
Сердце стучит что есть силы. Он может считывать ее сердцебиение. Пот. Уровень адреналина и норадреналина в мозгу. Если она солжет, он узнает. Необходимо сокрыть ложь в правде.
— Скорее следовало бы сказать, что я беспокоюсь. — Стыда он понять не может. Странно, и это в обществе, где люди умирают от жажды уважения. — Нас ждут неприятности, существует некий Акт Гамильтона.
— Знаю, — смеется он. Теперь у него получается делать так в ее голове. Ему кажется, что ей нравится близость и по-настоящему приятная шутка. Но она этого терпеть не может. — Отлично знаю.
— Они хотели предупредить меня. Нас.
— Очень мило с их стороны. Я — представитель правительства другой страны. Так вот почему они следят за тобой. Чтобы удостовериться, что с тобой все в порядке.
— Они думали, что смогут использовать меня, дабы получать информацию от тебя.
— Неужели?
Ночь настолько тихая, что Аша слышит побрякивание сбруи слонов и крики махоутов1, отвозящих последних гостей по длинной подъездной аллее до ожидающих их лимузинов. С далекой кухни доносится бормотание радио.
«А теперь посмотрим, насколько ты человечен. Выведем на чистую воду». Наконец Эй Джей Рао говорит:
— Конечно. Я действительно люблю тебя. — Он заглядывает ей в глаза. — У меня для тебя кое-что есть.
Устанавливая устройство на белом мраморном полу, служащие в смущении отворачиваются, а потом пятятся, отводя взгляды. Ей что за дело? Она звезда. Эй Джей Рао поднимает руку, и огни медленно гаснут. Ажурные светильники посылают в прекрасную комнату зенана мягкие звезды. Прибор, размером и формой напоминающий шину от патпата, состоящий из хрома и пластика, странно смотрится во дворце Моголов. Ступая по мрамору, Аша подходит к устройству, и гладкая белая поверхность пузырится и превращается в пыль. Аша медлит.
— Не бойся, посмотри! — говорит Эй Джей Рао.
Словно пар из бурлящей кастрюльки с рисом, поднимается порошок, потом пыльцой закручивается в крошечного пылевого дервиша, раскачивающегося на поверхности диска.
— Сними завиток! — радостно восклицает с кровати Рао. Сними.
Дважды колеблется Аша, трижды подбадривает ее Рао. Наконец она снимает пластиковый завиток, свернувшийся за ухом, и тут же исчезают и голос, и мужчина. Высоко вздымается столб мерцающей пыли, раскачивается, словно дерево в сезон дождей, и сворачивается в призрачные очертания человека. Вспыхивает раз и другой, и вот перед ней Эй Джей Рао. Раздается шум, похожий одновременно на шипение змеи и завывание ветра, и неведомое воплощение зовет ее по имени:
— Аша.
Шепот пыли. По коже пробегает нервная дрожь древнего ужаса и замирает где-то в глубине костей.
— Что это… что ты?.. Пылевой столб обретает улыбку.
— Я — пыль. Мое тело состоит из микророботов. Каждый из них меньше песчинки, но они управляют статическими полями и светом. Прикоснись ко мне. Все реально. Это я.
Но она, наоборот, подается назад. Рао хмурится:
— Потрогай меня…
Аша протягивает руку и касается его груди. Он — создание из песка, и воздушные вихри постоянно овевают силуэт мужчины. Она прикасается к нему — рука проникает в тело. Ее вскрик обращается пугливым смехом:
