Ознакомительная версия.
– Он убит на дуэли, – сказал единорог. – И некому подтвердить, что ты лжешь.
– Да. Через два месяца после выхода нашей общей книги… Шесть лет мы прожили в относительном покое, пока писали ее. А откуда ты знаешь?
– Тебе вовсе не обязательно было рассказывать… Но ты написал книгу.
– И что?!! Я издал ее после смерти друга, чтобы мне было, чем кормиться! Я просто исполнил его волю!
– Ты написал книгу – спокойно повторил единорог. – Ты подарил людям мечту. Это главное. А был ты там или нет – неважно… Ведь все путешествия – настоящие.
Лес вздохнул. Уж кого-кого, а этого собеседника было невозможно заподозрить в тупости или непонимании. Так, может, это что-то другое, и дураком стоит очередной раз назвать себя? Жаль, что единороги не лгут.
– А разве твоя часть такая уж маленькая? Там ее не менее трети. Бытовые наблюдения, мифология, правда о находках и гробницах…
– Нет, но я присвоил себе все. А он, вдохновитель и авантюрист, умер – вздохнул Лес. – Я не скажу, что он говорил обо мне, называя своей лучшей шуткой.
Единорог ударил копытом.
– Перестань. Если бы ты был виноват, я бы сказал – виноват. Ты это знаешь. Поэтому-то ты и не боишься правды…
Лес выпалил, как мальчишка:
– Я хочу вернуть тебя миру, я верну тебя обратно! А остальные… Я уже не думаю об остальных. Я – уже с другой стороны. Я не смогу без этого!
Единорог помолчал. Передернул шкурой. Фыркнул.
– Есть выход. Можно принять меня целиком. Тогда не будет ни тебя, ни меня. Будет единорог-оборотень.
Стало тихо.
– Тогда они убьют нас быстрее, чем появятся потомки, и в этих лесах больше не будет чудес. И ты не сможешь жить как человек. А я – как только я и умею. Печаль темнее радости – Лес наблюдал, как тени скрыли единорога целиком. Остались только блики серебряной гривы.
– Есть другой выход – торопливо сказал Лес, боясь не успеть. – Я приму часть тебя. Тогда будет человек, который выполняет то, что должен делать ты. Может быть, тогда ты сможешь выйти в мир не призраком, а чудом?
– Ты человек. Тебе будет очень сложно, – раздался резкий смешок, и тени переместились, на миг открыв серебристый внимательный глаз.
– А что в этом страшного?
Единорог замер.
– Ладно, – глухо прозвенели тени. -Это глупо… Это по-человечески глупо и страшно – для тебя. Но не смешно. Попробуй. Но я не смогу тебя защитить так, как защищал своих людей прежде.
– А кем они были для тебя? – осторожно поинтересовался Лес. Мощь и красота единорога рождали мысли о вассальной зависимости и поклонении. Ему всё-таки хотелось и дальше оставаться свободным. – Рыцари? Слуги? Друзья? Рабы?
– Братья… – вздохнул единорог. – Братья и сестры. Не думай о том, чего не было.
– Прости.
– Возьми. Так лучше.
На землю мягко заструилась серебряная прядь. Лес поднял её и спрятал на груди – так было теплее.
Он уже ступил в туман, когда почувствовал, как единорог оглянулся.
– Или мне всё-таки войти внутрь тебя? Ведь без меня ты будешь беззащитен…
Лес подумал.
– Нет.
– Прими меня. Я не задохнусь. Я мудрее тебя. Я старше.
– Нет.
– Ты пытаешься решать за меня? – темная ярость вставала на дыбы, молотила небо копытами, грозилась растоптать, сокрушить, стереть в порошок. – Ты? За меня?!!
– Нет, – очень просто и тихо сказал он грозе, и ярость утихла. – Прости. Но так здесь не выжить. Поэтому за нас двоих я тоже буду решать сам.
Лес проснулся около одиннадцати.
За окном было светло и шумно. Галдели птицы, где-то лаял пёс – а на соседнем пустыре, видном из окна, дети играли в классики. Солнце, подумал он и сощурился. Почему – солнце…
Леса что-то слегка подтолкнуло. Он сам не помнил, как встал, оделся и вышел из дома.
Пустырь был старательно расчерчен палочкой на огромные квадраты. Такие огромные, что на одной ножке, как обычно, пожалуй, и не допрыгнешь – подумал он, ловя себя на желании найти где-нибудь биток. Дети носились по ним, то и дело подскакивая и крича.
– Земля! Вода! Воздух! Огонь!
– Земля! Вода! Огонь! Воздух!
– У меня две Земли! У Дане шесть шагов до последнего дома. Кто быстрее?
– Я быстрее! У меня восемь! До следа!
– Какого следа? – тихо пробормотал Лес, рассматривая пустырь. И застыл.
Там, где кончался утоптанный щебень, белая неровная линия обрисовывала два глубоких следа копыт. Раз … Два… Один был неровный, смазанный. Как будто тот, кто стоял на задних ногах, без разбега прянул в небеса, толкнулся правым копытом – и пропал.
Растворился.
– Интересная игра… Кто это у вас такой умный?
– А что, низзя? – человек лет десяти шмыгнул носом и показал в сторону, где сидел такой же растрепанный птенец, разве что задумавшись. – Это Дане приснилось, вот он и придумал. А вам что, тоже интересно? Пойдем, я покажу.
– Оставь его в покое! – резкий голос пригвоздил обоих к месту. Что-то я нервный, подумал Лес и обернулся. За ним стояла Герда, держа в руках книгу, и рассматривала стершийся рисунок карандашом на чистой странице.
– Это ты мне или ему? – поинтересовался он, когда испарился нахальный ребенок.
– Какая разница. Пусть играют. Я когда-то видела то же самое.
Он внимательно посмотрел на утоптанную каменистую площадку. Потом на книгу в её руках. «Мои настоящие путешествия». Керин Л. И библиотечная печать. (Слово «настоящие» никогда не стояло на этой обложке, и ему об этом было доподлинно известно.)
– Я был здесь вчера ночью.
Герда внимательно на него посмотрела.
– Ничего не поделаешь. К счастью, ты равен ему. Здесь так и написано…
– Здесь о другом. Я такого не писал! Я не писал о единорогах, их не было! И здесь, и там есть духи, боги, революционеры, рассказ о том, как правое дело оказалось важнее и послушания, и благополучия… Но я сам гораздо хуже собственной книги.
– Я просто говорю о тебе правду.
– Я знаю.
Он в волнении ходил по площадке, листая книгу, отобранную у Герды, и не узнавал в ней ни единого слова. Вот почему его держат здесь, вот чего не хватало… Меняется человек – меняется все.
«Я изменился» – думал он. «Я изменился». Но вокруг все оставалось неизменным.
Нет, не неизменным. Он вспомнил время, другое время, когда его слова что-то значили. Вокруг был жаркий, мокрый тропический лес, и тело покрывалось отвратительной потницей и язвами. Его третий день тащил за собой, как военную добычу, оборванный отряд мародеров, не умевших даже читать. На четвертый день направление было потеряно, и он рискнул подать голос, видя, что единственный владелец карты собирается забить ее обрывки в ружье шомполом, как пыж. Друг и будущий соавтор, вытащивший его из ямы, а тогда – такой же оборванец в синяках, переводил, а он вычислял местоположение по звездам…
Ознакомительная версия.