Многократный оргазм с семью несовершеннолетними мальчиками и девочками в Японии; год, кажется, 1884.
Радость от издания своей первой книги во Франции; сборник стихов.
Радость от издания своей первой книги в СССР; повести о цирке.
Упоение властью; 1924 год, работа в Иркутском ВЧК.
Пребывание в Желтом доме.
Усыновление беспризорника.
Запой длиною в 12 лет.
Дуэль на шпагах, Франция.
Дуэль на пистолетах, Россия.
Дуэль на саблях, Польша.
Знакомство с Шопеном.
Знакомство с Фрейдом.
Знакомство с Меньшиковым.
Знакомство с Калиостро.
Первое прочтение «Божественной Комедии».
Первое прочтение «Ричарда Третьего».
Первое прочтение мольеровского «Дон Жуана».
Первое прочтение селинджеровской «Над пропастью во ржи».
Первое прочтение «Мастера и Маргариты».
Первое прочтение повести «Убить пересмешника».
Первый просмотр формановского Амадея.
Первый просмотр фильма Маркуса Розенмюллера «Кто раньше умер, тот дольше мертв»…
В общем, не так уж и мало и не так уж убого. И, если честно вспоминать, то на толстую книгу наберется. Даже так — одной строчкой.
И все же, все эти ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ощущения выглядят жалко, по сравнению с шоком, который я испытал, лицезрея Бога.
Нет, не бога, конечно, а — мальчишку из сферы более высокой цивилизации, который в компании таких же подростков прибыл лечить наше общество.
И все же было нечто божественное в небрежном — взмахом руки — сотворении сияющей башни огромного диаметра. Некто великий взял и поставил сверкающий цилиндр посреди пустыря, как мы ставим пустой стакан на столешницу.
— Создание материального мы проходим уже в первом классе, — Сказал Левос. — Как ваши дети учатся из кубиков строить, так и мы строим из атомов. Только не руками, а мысленно. Вы тоже так создавать научитесь. Потом.
Он напряженно посмотрел на выбранный пустырь, и там взметнулся вихрь, пронизанный вспышками молний. Нездешние силы бушевали в клубке дыма и огня, но до нас, стоящих на хлипкой деревянной вышке, не доносилось ни ветерка.
— Я закапсулировал процесс, — сказал мальчик. — Есть такие поля, которые ничего не пропускают. Их любая Планета генерирует, надо просто их растянуть, как покрывало.
Прошло минут десять и все стихло. Теперь в небо уходила гигантская башня, переливающаяся всеми цветами, которые только способен воспринять человеческий мозг.
— Это будет Школа. У нас главная надежда на сверстников, они еще не так, как взрослые, зомбированы обыденностью. Хотя и взрослых учить будем. Всех, кто захочет. Только смогут учиться мало кто, не все.
Филолог во мне отметил, что, несмотря на громадный словарный запас, который пацан набрал за эти дни, некоторые предложения он все же строил не совсем правильно. А может и правильно, лишь непривычно для меня, изрядно зомбированного обыденностью.
