Спустя некоторое время они с Ольгой ужинали на уютной, пропахшей специями кухне и нежно вспоминали детство, юность, родственников и даже каких-то общих знакомых. А потом разговор незаметно перешел на ту трагедию, которая произошла десять лет назад.
— Я долго в себя приходила, — сестра смахнула подступившие слезы. — А когда жизнь вошла в колею, решила, что если представится случай, то снова выйду замуж и рожу. Но судьба распорядилась иначе. Так я никого и не встретила. А теперь уже поздно об этом говорить, возраст не тот. Но ты-то, Наталья, неужели никогда не пожалела о том, что ушла в монастырь?
Этот вопрос, на который Евпраксия много-много раз отвечала отрицательно, вдруг поставил ее в тупик. Она внимательно посмотрела на Ольгу и неожиданно для самой себя ответила:
— Вот, кажется, только что поняла, что жалею. Не права я была, когда еще девочкой, сразу после школы уехала из дома и попросилась жить среди монахинь. Нет, не подумай, они тогда хорошо меня приняли, было много работы, мы восстанавливали обитель. Вера во мне крепла. Я была счастлива. Но получилось, что мне так и не удалось узнать настоящей жизни. Познание первой любви… Близость с мужчиной… Радость материнства… Я лишила себя всего этого.
— Так если бы можно было все вернуть назад, ты… — Ольга замялась, видимо застеснявшись своего вопроса.
— Знаешь, да. Я бы сначала получила образование, вышла бы замуж, и, если бы Господь дал, вырастила детей. Ведь верить и служить Богу можно и в миру. Должно быть, я писала бы иконы. Или работала реставратором. Кто теперь знает… — Наталья встала и подошла к овальному зеркалу, висевшему в коридоре. На нее смотрела уставшая женщина, которой никто не дал бы ее тридцати пяти лет.
Неужели я никогда не стану матерью? Она провела рукой по животу и почувствовала, как сердце сжалось от страха. Вот так дожить до старости и не выполнить своего главного предназначения? Разве это правильно? Бог создал мир так, чтобы женщины рожали. А монастыри… Нет… В этом есть что-то такое совсем неправильное, даже противоестественное. Она резко повернулась к сестре:
— А может еще не поздно?
— О чем ты? — Ольга удивленно посмотрела на нее. — Даже неловко спрашивать… Ты что, хочешь все бросить?
— Не знаю… — Наталья похолодела, поняв, что готова ответить «да».
Но если вдуматься. То… Это же и правда ее желание. Неужели таблетка столь быстро и столь странно начала свое действие? Она пришла к этим людям за укреплением веры, а вместо этого получила изменение мировоззрения? У нее закружилась голова. Нет, надо вернуться к этому разговору завтра, а пока стоит хорошо выспаться…
Утром Евпраксии не стало — осталась только Наталья, которая начала новую жизнь. Она позвонила в монастырь, долго говорила с настоятельницей, что-то пыталась объяснять, а потом, поняв бесполезность этого разговора, сказала, что приедет в обитель спустя некоторое время. На самом же деле она не желала возвращения. В хаосе ее несформированных планов отчетливо проступали лишь две мысли — родить и воспитать ребенка. Далекая от мирской жизни, она не могла понять, как ей найти работу, где жить, какие носить одежды. Поэтому вечером, когда вернулась сестра, Наталья решила поделиться с ней своими страхами. В ответ та обрушила на нее шквал положительных эмоций.
— Я буду тебе во всем помогать! — Ольга улыбалась и старалась всячески проявлять свою радость. — Мы с тобой вдвоем решим все проблемы! Даже не вздумай переживать!
— И ты меня не осуждаешь? — Наталья задала этот вопрос и тут же вспомнила, что ее сестра никогда не была верующей.
— Нет, конечно. Мне всегда казалось, что ты напрасно ушла в монастырь. И знаешь, я уже придумала, как мы тебя оденем. Смотри, — она подбежала к гардеробу и открыв дверцы стала вытаскивать из него разные наряды. — Ты со мной одного размера. Это так хорошо! А стиль у меня самый обычный. Вот это платье тебе подойдет, и этот костюм… — она прикладывала к Наталье то одну, то другую вещь, и перебивая сама себя, спрашивала, что той больше нравится.
— Да я так мало понимаю в этом. Платье, пожалуй… Да… И платок надо… Хотя, может теперь и платок-то не очень нужен, — она примерила платье и подошла к зеркалу. — Знаешь, а ведь я даже не могу понять, хорошо ли я выгляжу… — Наталья провела рукой по волосам. — Мне кажется, что я никогда не смогу понравиться мужчине. Хоть в этом наряде, хоть в любом другом… Я же не знаю, как вести себя, что говорить. Да и боюсь я мужчин, честно-то говоря…
Она села на диван и разглаживая складки на непривычно яркой юбке, задумалась о том, что совершает огромный грех, за который очень скоро будет наказана. Господь не простит этого… Но как поступить иначе? Нет, возврата быть не может! И если суждено понести это наказание, то просто надо принять его со смирением и тогда все сложится…
— А как я буду зарабатывать деньги, где мне жить? — она с надеждой посмотрела на сестру.
Ольга рассмеялась:
— Знаешь, я так размечталась сейчас, что у меня появятся племянники, и что жизнь моя станет опять осмысленной… Такие радостные картины перед глазами… Я в мечтах уже и коляску тебе выбрала, и свадебное платье… Все в сумбуре, все крутится в голове калейдоскопом! У меня же внуки уже могли бы быть… Ну если бы дочка рано родила… И я жила последнее время в такой отвратительной тоске, таком горе… И вдруг! Так неожиданно появляешься ты и даришь мне надежду! Даже не думай искать квартиру! У меня же тут три комнаты. Только вдумайся, Наташа, вдумайся и представь себе мою жизнь. Три комнаты, наполненные тишиной и воспоминаниями! Вот где ад. А работу-то ты себе быстро найдешь. Сейчас в городе несколько церквей восстанавливают и один монастырь. Неужели им не пригодится человек, который пишет иконы?
Наталья вздрогнула. Ведь именно из-за этого изменилась ее жизнь. Писать иконы. Но ведь той самой истинной веры, ради которой она приехала сюда и приняла странную таблетку… Этой-то веры, как не было, так и нет. А значит, иконопись пока для нее закрыта. Да и имеет ли она вообще право заниматься этим ремеслом, если бросила обитель?
— Знаешь, Оля, мне скорее всего придется пока поработать кем-то другим. Да хоть уборщицей.
— А… Ты хочешь отойти от религии, — сестра по-своему истолковала ее слова. — Ну, да, я понимаю. Но… Это временно, — она мечтательно улыбнулась. — Уборщицей, посудомойкой… Какая разница. Я уверена, что ты с кем-нибудь познакомишься, быстро выйдешь замуж, а потом будешь рожать, рожать, и сидеть дома с детьми, — она рассмеялась и присев на разбросанные по дивану блузки, обняла сестру. — Что ты приуныла?
