Или… прежде всего сам и должен быть откровенен насчёт себя как личности, своих планов, идей, сомнений? Чтобы и они перестали быть для него лишь суровыми контролёрами успеваемости по конкретному предмету — и сами раскрылись как учёные? Которые тоже были студентами — и как биологи могут понять, что человеческая психика в принципе подвержена расстройствам от переутомления, а просто как образованные люди наверняка знают и про «аномальное». Так, может быть, рассказать им всё как есть? И об этом, сегодняшнем странном происшествии, и тогда уж — всё вообще? И, возможно, они не захотят его потерять?
Хотя — по крайней мере, с деканом говорить уже бесполезно. И можно представить, что скажут остальные. Почти то же самое…
Да… Вот… То-то и оно… Он может попытаться рассказать — но как прозвучит оно теперь? И кто захочет понять, что ему пришлось определяться с этим во времена иных представлений, когда и мироустройство, и смысл жизни виделись совсем по-иному? И его уверяли, что нет ни биополя, ни души, ни иных миров, окружающий землян космос пуст, и сам человек не есть ничто иное, чем совокупность химических реакций в его теле, и личность — это только мозг, а интеллект — уже вся личность? А что и публиковалось об «аномальном» — всё равно нельзя было понять: есть за что браться серьёзному исследователя — или он осрамит себя как учёный в погоне за пустотой ни на чём не основанных сплетен и мифов? И хоть бы кто-нибудь за десятки лет вялотекущих споров о цирковых фокусах, суевериях, буржуазном идеализме и больной психике сумел вразумительно ответить: это есть или этого нет?.. Но зато ук как бредили «последовательные материалисты» в ранге профессоров и лауреатов неким «человеком нового типа» — додумываясь до такого, что теперь и представить страшно. Хотя на том уровне знаний — звучало вполне в духе времени. Но разница в том, что, если другие высказывали подобные идеи больше в плане фантастики — то он, Хельмут Кламонтов, увлёкшись, всерьёз поверил, будто подобное вполне допустимо на практике — и конечно, для блага… Вот именно — того, что на том уровне знаний представлялось человеческой личностью. А теперь, когда человечество ужаснулось всем прежним механистичным утопиям — как признаться в том, ради чего поступал учиться? И пусть те же профессора и лауреаты как будто покаялись и исповедуют иные ценности (вопрос — насколько искренне) — они же от этого своих научных регалий не теряют! Другое дело — утопизм студента, которому не прикрыться диссертациями, орденами, премиями…
А с другой стороны — как тут вообще говорить об этом на уровне нынешних знаний? С ними, по-прежнему зацикленными на рефлексах — о тонких энергиях, иных мирах? Чтобы они переглянулись и высокомерно изрекли: ну это, мол, не наука, это мистика — а что вы собираетесь делать именно в биологии? И окажется, что ничего. Ведь то, что его интересует — как оказалось, не составляет предмет биологии и не исследуется её методами, а собственно биологических проблем, решение которых было бы его призванием, нет. И стало быть, здесь он доучивается но инерции. Вот что в первую очередь вскрыла бы такая откровенность…
Хотя и оставаться — тоже, среди кого? Ведь кто они, если задуматься? Узкие предметники, «знатоки всего ни о чём», потихоньку обгрызающие гранит науки вокруг беспроигрышных, отработанных тем? И всегда правые сами перед собой, потому что в студенческие годы интересовались только чем «положено» — пищеварением, выделением, кровью — не заглядывая слишком далеко вперёд. И сейчас добросовестно и без лишних мыслей преподают студентам каждый один или два своих предмета — а кто чувствует себя носителем их суммарного образовательного брака, то уж его, студента, и вина, и проблема? Не будь «марсианином», иначе сам виноват?
Да и… что есть наука в их понимании? Одни собаки слушали музыку, других обругали матом, у тех и этих измерили напряжение кислорода в затылочной доле или скорость реакции на звонок, свели в таблицы, вывели средние величины, отклонения — и это публикуется в журнале или сборнике со ссылками ещё на сотню подобных работ. И попробуй перелопатить накопленные горы подобной «научной продукции» в поисках чего-то ценного… Но это неважно, главное — так растёт число публикаций данного конкретного автора, вот и тащат в печать что угодно — каждый узкий частный факт, случайную корреляцию — пользуясь тем, что вообще зависимость чего-то от чего, какой-то одной величины от другой — это же неисчерпаемый кладезь, золотая жила! Ведь какая-то корреляция, положительная или отрицательная, всегда найдётся между чем и чем угодно, будь то даже урожайность бузины на подмосковном огороде и падение реальной зарплаты киевских дядек. А с другой стороны, статистическими выкладками ничего не стоит и опровергнуть реальность достаточно редкого явления — как уже опровергали и телепатию, и рассеяние альфа-частиц в опыте Резерфорда, ну а взрыв Тунгусской кометы и подавно статистически недостоверен — его просто не с чем сравнить, он такой за всю историю отмечен один-единственный… То есть в общем и целом — считай, что легко считается, отвергай, что не лезет в простые схемы, и за это — степени, звания… Но при чём тут наука, познание мира? Это нечто иное — обоснование цифровыми играми привычных, устоявшихся воззрений, но никак — не откровение, не прорыв в новую область, знания, и даже не уточнение чего-то существенного и не конкретное, пусть малое, благодеяние человечеству. Так что, конечно — куда им до роли каких-то жрецов от науки, какие из них мудрецы и исповедники…
И однако, такими они воспроизводятся из поколения в поколение — потому что вообще это понятно, но что делать несчастному выпускнику, которого такая система образования исторгла из своих недр измотанным до предела после тупого обтёсывания под шаблон «учителя биологии и химии» — а теперь извольте идти работать по специальности? А он уже не может, у него уже нет той энергии, энтузиазма, и все радужные надежды так изгажены и исковерканы тупой перегрузкой, что совсем не до высоких стремлений, хочется просто на покой — но и пенсионный возраст ещё далёк, работать где-то надо. Вот он и работает — вернее, подрабатывает в науке где попало, кое-как оправдывая из оставшихся сил звание специалиста. И бывает не прочь порассуждать, особенно в кругу молодёжи, о кропотливом труде в науке — попутно не забывая и выставить на посмешище чьи-нибудь «марсианские идеи», слишком, по его мнению, дальний полёт мысли. И вряд ли думает — как скажется его «авторитетно»-глумливое мнение на чьём-то начинающемся пути в науку… А потом чего стоит сам — если другой, кто вовсе не обивал пороги вузов, не трясся над оценками, а уже с ранних лет вступил на иной путь познания, теперь запросто овладевает мощью биополя, прозревает в грядущее, в иные миры — и не нужно ему для этого шестнадцати лет учёбы в школе и вузе? И даже вот сравнить: какой-нибудь фабричный рабочий с неполным средним образованием в 25 лет — уже специалист, мастер своего дела, а тут и в 30 — всё ученик, и ученик, и ученик, и конца ученичеству не видно. И пока поступил в вуз — прошли годы, да потом ещё аспирантура, ну а уж если и оттуда выйдешь разочарованным и измотанным — где и чего ещё искать, и на какие сроки жизни это рассчитано? И главное — на какого человека? Кто готов зубрить что прикажут, и потом останется демонстративно благодарен не за то, что ему дали знания и возможность применить их на практике — а за поломанный ритм жизни, исковерканную молодость, расстроенное здоровье, испорченное зрение? Кто в итоге всех принесённых жертв согласен быть лишь дипломированной пародией, учёным в представлении неуча, который изображает мудреца на великом пути познания, на самом деле всего лишь карикатурно-лакейски гоняясь за малыми частностями? Ну так вот он, Хельмут Кламонтов, уже понял: он по призванию — не батрак, на шабашник от науки, и не мусорщик на свалке ни к чему не ведущих мелочей. Его не интересуют мелкие частные закономерности. Его интересует Истина. А Истина познаётся интуитивно, в спокойствии духа, а не в суете перенапряжённого ума, не в погоне за удобной для каких-то расчетов цифрой и последующим одобрением её неким начальством. (Тем более — что есть «начальство» там, где ищут Истину?)
