Олег Корабельников - Башня птиц. Авторский сборник

Он скрывал происходящее от Дины, хотел сам найти разгадку и однажды, после очередной изматывающей тренировки, во время которой он учился управлять щитовидной железой, он заснул и увидел сон. Но во сне он не нашел отдыха. Даже места не переменил. Он по–прежнему находился в своей комнате и занимался тем, что рассматривал свое лицо в зеркале. Одновременно он видел все, что находится внутри головы и видел свою опухоль, разросшуюся, с метастазами, и сосуды, и ток крови по ним, и пути нервных волокон, идущие к мозгу. Напряжением воли, словно в мозгу были мышцы, он сжал опухоль, отграничил ее и переместил в борозду между полушариями. Во сне он почувствовал облегчение, чувство давления, уже привычное за последние месяцы, исчезло. С метастазами он обошелся проще вывел их за пределы черепа и брезгливо, как червяков, смахнул на пол, раздавил ногой.

Казалось, что он мог бы таким же путем удалить и опухоль, но в бесконечном абсурде сна почему–то не хотелось делать этого, словно бы это уже была и не опухоль вовсе, а часть мозга, необходимая и близкая ему. Потом взгляд его переместился ниже, к животу, и он увидел то, о чем еще не знал дотоле — под печенью находилась еще одна опухоль, побольше, не дававшая пока о себе знать. Но он не стал удалять ее и даже почему–то обрадовался ее размерам; он просто облек ее в капсулу и прорастил тонкие ниточки нервов, идущие от опухоли к мозгу. Теперь они казались ему уже не опухолями, выросшими на погибель, а чуть ли не новыми органами тела, едиными и взаимосвязанными со всем организмом. Он прошелся по комнате. Было легко и свободно. Я здоров, сказал он сам себе, я совершенно здоров. Он вышел на балкон, взобрался на перила, посмотрел вниз, балансируя руками. С высоты девятого этажа люди казались лилипутами, с тонкими голосами. Не волнуясь и не испытывая страха, он ступил в воздух, как входят купальщики в воду, и не упал, а повис рядом с перилами, ощутив усиленную пульсацию в животе, но она не была болезненной, а будто это просто заработал новый орган его тела, неведомый до сих пор на Земле. Он наклонился и лег на воздух плашмя, раскинув руки, и медленно поплыл по ветру. Он знал, что где–то его ждет бесконечная красная равнина, но почему–то, чтобы попасть туда, надо было лететь вверх. Он не мог объяснить этого, он просто знал, и эта убежденность сна, иррациональная и нелогичная, не удивляла его. И он поднялся выше и еще выше, пересек облака, и когда разреженный воздух и холод заставили участить дыхание, он облек себя плотной, блестящей на солнце оболочкой и перестал дышать. Выше, в бледно–фиолетовом небе, засветились первые звезды.

Оказывается, он проспал весь день, и Дина разбудила его.

— Ты опять ничего не ел? — спросила она тихо.

Веки у нее были красные и косметика не могла скрыть этого.

— Не переживай так сильно, — сказал он. — Мне кажется, что я уже не умру.

С этого дня он и в самом деле стал выздоравливать. По крайней мере, боль уже не изматывала его, появился аппетит, и он, не знающий физиологии, даже научился управлять пищеварением и выделять нужные ферменты в нужных количествах. Он по–прежнему не делился с Диной. Не хотелось обнадеживать ее: вдруг все это только иллюзия, самовнушение и последняя передышка перед смертью. К тому же не хотелось, чтобы Дина приняла его за душевнобольного и увеличила бы свою и без того непомерную жалость к нему. Но она и сама заметила, что он пополнел, много работал и уже не лежал целыми днями на диване, глядя в потолок.

— Сходи к врачу, — сказала она как–то. — Проверься. С тобой что–то творится…

— Неладное? — закончил он. — Непохожее на описания умных книг? Еще бы, ведь я должен находиться при смерти.

— Вдруг ошибка в диагнозе? — быстро зашептала Дина. — Вдруг у тебя не злокачественная опухоль, бывают же ошибки. Сходи, пожалуйста, я тебя очень прошу. Я совсем извелась.

— Хорошо, — согласился он. — Это нетрудно.

Но к врачам не спешил, а все чаще наведывался в читальный зал, брал книги с непривычными названиями и пытался разобраться во всем том, о чем смутно догадывался. В конце концов, хотя и не поняв многого, он все же сформулировал для себя теорию, которая должна была объяснить его метаморфозу.

Он раздумывал о путях эволюции и пришел к выводу, что она неминуемо приведет к созданию нового человека. И не путем уменьшения зубов или исчезновения аппендикса должен совершенствоваться человек, а эволюция пойдет по пути дальнейшего овладевания человеком своим собственным телом.

Он разделил весь живой мир на несколько категорий по принципу увеличения степеней свободы.

Растения и одноклеточные — без воли, без разума, жизнь на уровне сложных химических реакций, полная зависимость от внешней среды.

Низшие животные — существование нервной системы, рефлекторное управление движением.

Высшие животные — значительное повышение волевых действий, но неспособность изменять внешнюю среду, бессилие перед слепотой инстинктов.

Человек — осмысленная воля, подавление инстинктов, воздействие на природу, разумное управление анимальной нервной системой, но полная неспособность управлять безусловными рефлексами, вегетативной системой, а отсюда — относительность свободы и беззащитность тела перед болезнями.

Природа еще не доверила человека его собственной воле и не отдала весь организм в его власть. И именно отсюда должна исходить следующая ступень эволюции — полное овладевание не только рефлексами и деятельностью внутренних органов, но и биохимическими реакциями, иммунитетом, фагоцитозом, подсознанием. И не будет никаких темных чердаков и нежданных болезней. Человек подчинит себе свое тело и отпадет необходимость в лекарствах, хирургическом ноже и, может быть, в самой медицине.

Эволюция слепа, но она постоянно нащупывает пути к совершенству, ошибаясь, производя нежизнеспособные организмы, но медленно вырабатывая нового человека, не только разумного, но и свободного. Свободного от болезней, от старости, от слепоты инстинктов, способного управлять своим телом так же, как он сейчас управляет своими мышцами. И если овладение мышцами и волей подняло человека на такую высокую ступень развития, то что же будет тогда, когда новый человек усилием воли начнет изменять себя?

Это казалось заманчивым, но труднодостижимым. По сути дела, было всего два пути к совершенству. Первый — с развитием науки человек сам научится изменять себя, и второй — путь эволюции, путь отбора. И кто знает, не подходит ли эволюция вплотную к этому скачку, к барьеру…

Он разыскал своего лечащего врача.

— Проверьте меня, — сказал он. — Что–то я никак умереть не могу. Даже неудобно.