После этого в чём только не красовался Золотой Папаша и кем только не предстал перед удивлёнными студентами и восхищёнными профессорами. Французским королевским мушкетёром и конным тяжелым русским витязем, японским сёгуном и даже грозным и ужасным Чингисханом в своём самом красивом, парадном одеянии верхом на могучем магическом скакуне, позади которого, тесно сомкнув строй, стояли его знаменитые чёрные бессмертные воины. Завершилась же эта феерия со сменой костюмов и головных уборов весьма скромно, но в то же время, по мнению всех наших поклонников, очень величественно. Золотой Папаша целые сутки простоял в парадном мундире командира финишной команды космического гравилёта, тёмно-синие отутюженные брюки, белый китель с золотыми позументами с дюжиной значков за классность и восьмью широкими шевронами-декаструнами на рукаве, с белоснежной фуражкой с серебристым околышем и золотой кокардой, состоящей из стилизованных звёзд и комет с тёмно-синим эмалевым кругом в середине, на который была наложена восьмёрка положенная набок, символ бесконечности, и песочные часы, как символ того, что и бесконечность тоже преодолима временем. Вообще-то это был мой собственный мундир с всего одной майорской звёздочкой.
Говорят, что за эти двенадцать дней чёрные шары нам бросали даже самые злейшие и непримиримые наши враги. Больше всего народу понравились наши фантастические магические голограммы, которые мы держали в секрете. Остальные три великих подвига студиозуса были уже не столь впечатляющими, кроме самого последнего. Эка невидаль, слопать двухкилограммовый ростбиф. Малыш Джонни их съел сразу три штуки подряд и при этом выпил два ведра пива, а Тишка, не моргнув глазом, повторил его рекорд, хотя и без пива, с какой-то невероятной прожорливостью, и тем самым освободил всю нашу команду от дальнейших мучений. Про то, сколько шнапса могут выпить даже девчонки их команды Синяя Птица и уйти из таверны на своих двоих, я вообще молчу, после того, как Милашка Лиззи на глазах у многих свидетелей выдула полтора литра шнапса из горла, нам просто поставили зачет автоматом. Тут с нами действительно никто не мог состязаться, но вот конкурсы на количество поцелуев и самый длительный поцелуй, лично мне очень понравились, но здесь требовалась не победа, а всего лишь участие.
Так или иначе, Синяя Птица с большим отрывом победила и завоевала право выкрасить золотую статую в чёрный цвет. За нашей работой молча наблюдали сотни глаз. Мы не стали устанавливать вокруг Золотого Папаши лесов и брать в руки кисти, мы же не какие-то дикари. Мы просто оделись в нанодоспехи, надели на спину реактивные ранцы, вооружились большими пульверизаторами и за каких-то три часа покрасили статую Христа нами же самими изобретённой чёрной краской, не дающей бликов, то есть похожей на адский мрак, в три слоя. На фоне засыпанной первым снегом площади, это выглядело немного жутковато. Наутро сюда придёт множество на рода, чтобы посмотреть, все ли складки тоги мы прокрасили. Студенческая молва гласила, если на статуе останется хоть одно непрокрашенное место, быть беде, кто-то обязательно не сдаст самые важные экзамены и будет отчислен. На лице каждого из нас были магические очки и потому мы могли дать стопроцентную гарантию качества своей работа. Тем не менее, покончив с покраской статуи Папаши мы не отправились домой. Вот это было бы нонсенсом. Нас за такое свинство точно поколотили бы, навалившись скопом и за дело.
Мы терпеливо переоделись в палатке в свою обычную одежду, отправили с магическими орлами спецодежду и свои техсредства домой и терпеливо дождались утра. Ну, а когда взошло солнце и главный маг-синоптик Вышки разогнал тучи, то все увидели, что на статуе не осталось ни единой золотинки, она была черна, как ночь, и потому у всех тут же отлегло от души. Сессия уже началась успешно и мы, провожаемые дружескими возгласами, отправились в главный учебный корпус сдавать первый экзамен. Из всех ста двадцати трёх экзаменов, которые мне предстояло сдать, самым сложным для меня был экзамен по «Теории единого магического поля». Вся суть этой теории сводилась к тому, что напряженность магического поля - E, равна совокупности всех субъектов магии - s, умноженных на предельную величину магического воздействия одного отдельно взятого субъекта магии - c, возведенная во вторую степень. В общем получалась вполне знакомая нам формула, только здесь I равняется sc в квадрате, а у нас E равно mc квадрат. При этом c априори равнялась 33 исам, а за один ис брали уровень магического совершенства Иисуса Римского.
Таким образом как бы говорилось, господа, даже и не пытайтесь превзойти уровень отца магии и действительно до тридцать третьего уровня никто из магов ещё и близко не доходил. Самые лучшие маги максимум чего достигали, так это двадцать второго уровня, но уже пятнадцатый называли богоравным, ведь маг такого уровня способен спокойно жить в пекельном мире. Да, но ведь мы в своей Вселенной летали на скоростях во много раз выше скорости света, но все остальные постулаты «Теории единого магического поля» упрямо твердили, что напряженность единого магического поля Земли Магии величина такая же постоянная, как и предельная величина магической силы Иисуса, родившегося на свет в нашем мире всего с одной тридцать третьей частью своей силы и начавшего учить людей магии тогда, когда он достиг тридцать третьего уровня. Ему как раз исполнилось тридцать три года. После этого, как маг, до своего момента перехода в Высший мир, а это гораздо выше, чем обители всех земных богов, он больше не развивался, а точнее не показывал своей силы. Ему и имеющейся у него с лихвой хватало на любые творения, а не то что на хождение по водам.
Не только у нас, но и у многих наших товарищей, да, и в профессорской среде, по этому поводу возникало множество споров. Однако, чтобы мы не говорили, у профессоров кафедры «Теории единого магического поля» на всё был один ответ, господа, сия теория написана самим Иисусом Римским и не вам, чёртово семя, рассуждать на эти темы. Вот если кто-нибудь из вас достигнет тридцать третьего уровня и хотя бы, встав ногой на волну у берегов Австралии за полчаса доберётся на ней, не замочив своего хитона до берега Южной Америки, тогда и станете рты открывать. Этот предмет нельзя было заваливать. Получишь неуд и всё, прощайся с Вышкой. Поэтому, явившись в триста тридцать третью аудиторию, одну из самых громадных в академии, под сводами которой запросто могло сесть три тысячи триста тридцать три студента, но никогда не собиралось больше пяти сотен и на всех остальных неудобных деревянных креслах сидели исключительно пернатые посланцы, я встал в очередь к одному из столов с мыслью: - «Лишь бы отгавкаться».
