Ознакомительная версия.
Она наклонила голову и стала внимательно рассматривать ногти, поймав себя на мысли о неуместности примера из своего прошлого.
– И?
– Что «и»? Да ничего, – женщина встала и взяла пилку. – Просто этот знакомый ответил: такой человек перед вами. «Неужто читали?» – был следующий вопрос. «Не просто читал. Изучал» – ответил тот. Вот и всё.
– Так он, наверное, филолог?
– Никакого профессионального отношения к литературе.
– А кто это? Я его знаю?
– Нет. Да быльем поросло, – Галина с досадой отложила пилочку. – Я же сказала: вот и всё.
– Ты как будто что-то скрываешь… – раздраженно бросил Бочкарев. – Сама же говорила… никакой ревности…
– Не говорила, а просила…
– Договорились ведь.
– Дорогой, я ничего не скрываю… просто не хочу вспоминать некоторые события и фамилии. Тем более они вычеркнуты, а лица стерлись…
– И все-таки упоминаешь. Я заметил – ты смутилась.
– Послушай, если ты о чем-то рассказываешь и цепь твоих рассуждений упирается в факт посещения туалета… причем его не миновать – он играет определенную роль, ты смутишься? Ну, чтобы деликатнее это изложить? А?
– Да никакой это не туалет… – с досадой бросил мужчина. – Ладно… проехали. – И махнул рукой.
– Виктор… Витя… – Галина Андреевна пересела к нему на диван и положила руку на голову, – зачем ты так? Ведь из мухи слона. Разве всё, что было… для этого? Ради такого напряга… не из-за чего? Просто поздно, ты устал. – Она улыбнулась. – Ох, уж это полнолуние. Мужчина, – игривость тона развеяла сомнения, – давайте-ка я вас лучше поглажу… – и ласково добавила: – отвлеку, успокою…
– Ну, ну… обожгу и утомлю… – проворчал всё еще недовольный Бочкарев, но прикрытые глаза выдавали согласие.
Слова и ладонь, вместе с тихим голосом стали будто отдаляться, исчезать, превращаясь в летящие бабочки, которые колыхались из стороны в сторону, разбрасывая разноцветье крылышек по небосводу дня… а зайчики от них начали выхватывать домики, дома, улицу и неожиданно нарастающий гул мотора в темнеющем полукруге арочного проезда.
Автомобиль буквально вынырнул оттуда, резко свернул, огибая угол арки, резина завизжала, и человек, цеплявшийся за крышу, отлетел на стену. Распластанное тело, потеряв инерцию и размякнув, медленно сползло на тротуар.
– Ну как? – Галина убрала руку с головы Виктора. – Веришь?
Бочкарев вздрогнул, очнулся и глубоко выдохнул: – Ну, ты даешь!
– Не я милый, не я.
– А кто же?!
– Тебе лучше не знать.
– Не узнаю тебя… иногда…
– И не надо. Главное – ты не помнишь неприятности. Я постараюсь избавить тебя от них. По мере надобности… включая прошлые. Ведь роль женщины именно в этом? Не так ли? – Она усмехнулась. – А теперь постарайся уснуть. Завтра мы идем в гости к Самсонову или… к Самсоновым, помнишь?
– Уже и это вылетело… – мужчина потянулся прямо на диване.
Странное видение, надвигаясь и обволакивая, снова затягивало его в мерцающую темноту, где большой стеклянный фиолетовый шар в руке хозяйки, испещренный подобием трещин изнутри, чуть вспыхивал, когда та касалась его такой же палочкой. Наконец, в глубине начали проступать чьи-то глаза.
Самсонов раздраженно высморкался.
– А у нас есть дома эвкалипт? Или облепиховое масло?
– Нет. Но их полно в свободной продаже, – халат жены бесшумно проплыл мимо.
– О, да! Я забыл столь замечательное свойство! С месяц назад, помню, в одиннадцать вечера, я хотел поставить перцовый горчичник – раскашлялся… Так он, негодяй, тоже оказался в «свободной» продаже. Не много ли на нее выставлено сегодня?!
– Где, в мире? Или только в нашем городе?
– Я серьезно!
– Ты чем-то раздражен, милый? – Людмила остановилась и как всегда спокойно и понимающе улыбнулась.
– А что? Неужели заметно?! – Самсонов, как и все мужчины, чуть кашлянув, раздражался настолько, что полагал – весь мир просто обязан быть у ног больного.
– По-моему вода с содой для ингаляции уже согрелась. Пойдем, я капну йода. А потом погреем ноги в горчице.
– Да вот… как-то всё сразу… – бунтовщик обмяк, принимая полотенце, и даже попытался улыбнуться. – И насморк, и гости… завтра…
– Завтра ты будешь уже здоровым, родной.
Через сорок минут он мирно посапывал на чистой постели.
Утро, тишиной выходного дня, совершенно одинаково заглянуло в окна всех квартир старого сибирского города. Свежий воздух, прикидываясь ветром, так же одинаково ровно одарил собою людей и всю природу, как и делал это, уже бог знает сколько тысячелетий. Еще его пращур, сын древних лесов, обнимая деревья и пригибая их в своей озорной молодости, пробовал силу-силушку, успокаиваясь с возрастом и уступая место внукам. Нынешний тоже был стар. И в ожидании морозов, когда и шевелиться-то старику лень, он заглядывал своим легким дыханием в лицо каждого прохожего в то тихое утро. И огорчался, почему их было так мало.
Тут он заметил женщину с мужчиной, которые шли явно расстроенные, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. «Непорядок» – подумал старик и подхватил в свои могучие объятия двух внуков, игравших с рощицей у реки, унося их на утренний урок милосердия.
Не давая опуститься шалунам до земли, он верхом прошел по невысоким березкам и веткам осин с желто-красными листьями, уговаривая тех наклониться к дорожке аллеи, по которой и шла замеченная пара.
– Смотри, – Галина улыбнулась, – будто кланяются!
– А внизу ветра совсем нет. Надо же! – удивленный спутник тоже улыбнулся. – Чудесная погода. А воздух! Как в Саянах!
– И никого… Аллея, березки и мы одни…
Они переглянулись. Мужчина сжал руку женщины, и пара зашагала дальше в удивительном для внуков настроении.
Урок состоялся. Ветер оказался умнее многих из нас.
Уже миновав улицу Грибоедова и выходя к проспекту, они успели поздороваться с двумя соседками по дому, где жил Бочкарев. Виктор выглядел бодрым, но любезности, рассыпаться в которых необходимости по мнению спутницы не было, заставили улыбнуться и женщин. Через мгновение Галина незаметно оглянулась, вскинула голову и, чуть приподняв брови, бросила укор немым вопросом, сделавшим то же самое соседкам. Она всегда, при случае, а их, навскидку, у каждой из вас, милые читательницы найдется с дюжину, давала понять, что счастье – не предмет обсуждения и зависти. Правда, именно ее счастья.
Наконец, пара вышла к университету.
– В Академгородок!
Таксист кивнул.
Через десять минут они были на месте.
Пока гостья с хозяйкой носили горячее в комнату – из закусок был только холодец, а хозяин расставлял, любовался и передвигал рюмки с бокалами, Бочкарев, закинув нога на ногу, листал в кресле журнал, ожидая приглашения… как и тяжелый графин своего выхода. Вдруг он рассмеялся и громко, чтоб слышно было на кухне, крикнул:
Ознакомительная версия.
