Я испытала огромное облегчение, когда увидела ее и поняла, что ее сознание вполне ясное. Когда я покидала маму утром, она была как безумная, словно лишилась половины разума, но я и раньше видела такие ее превращения. Очевидно, Таката знал, какие правильные слова надо сказать, мне стало интересно, теперь, когда правда вышла наружу, был ли это последний из ее срывов. Если, конечно, ее срывы действительно были тем, чем были. Жизнь во лжи разрывает на части и может дать течь в самых неожиданных местах.
Мои мысли вернулись к Такате, затем к моему отцу. Я не могла злиться на нее за то, что она любила двух мужчин, и зачала ребенка, чтобы любить его так, как могла, поэтому я поднялась, чтобы обнять ее, и почувствовала неожиданное спокойствие. Я была дочерью своего отца, но теперь я знала, откуда у меня уродливые ступни, высокий рост и… мой нос.
— Привет мам, — сказала я, и она заключила меня в объятия, но ее внимание было приковано к Маршалу, сидящему за столом.
— Маршал здесь? — Cпросила она с удивленным выражением лица, пока я садилась.
Я кивнула, не глядя на него.
— Он старался отговорить меня. Тяжелый случай синдрома благородного рыцаря.
Она ничего не сказала, и я с беспокойством взглянула на нее. Ее зеленые глаза были широко раскрыты, и в них сквозила паника. Нет, только не она, еще раз.
— Все в порядке, мама, — выпалила я, — правда.
Она с грохотом сбросила коробку и уселась на стул, выглядя совершенно несчастной.
— Я слишком за тебя волнуюсь, — прошептала она, разбивая мне сердце. Ее глаза налились слезами, и она быстро смахнула их. Боже, это так тяжело.
— Мам, все в порядке.
— Я надеюсь, ты права, милая, сказала она, наклоняясь, чтобы снова обнять меня, — как будто снова переживаю то время, когда твой отец и мистер Каламак работали вместе, только на этот раз — это ты.
Я обнимала ее, вдыхая запах сирени и красного дерева. У нее были худенькие плечи, и я чувствовала трепет от обуревавших ее чувств.
— Все будет хорошо, — сказала я, — кроме того, папа умер не от того, что отправился в Безвременье. Он умер, стараясь избавиться от вампирского вируса. Это совсем другое дело, а вовсе не одно и то же.
Она подалась назад, кивнув, в знак того, что знала, как умер отец. Я почти видела, как еще один кирпичик ее психики становится на место, делая ее сильнее.
— Это правда, но Пискари никогда бы не укусил его, если бы он не пытался помочь мистеру Каламаку, — сказала она, — совсем как ты помогаешь Тренту.
— Пискари мертв, — ответила я, и она задышала ровнее.
— Да, так и есть, правда ведь?
— И я бы не отправилась в Безвременье, если бы у меня не было гарантированного обратного билета, — добавила я, — и я делаю это не для того, чтобы помочь Тренту. Я делаю это, чтобы спасти свою задницу.
При этих словах мама рассмеялась.
— Ну, это совсем другое дело, не так ли, — сказала она, в поисках надежды.
Я кивнула, веря, что это правда.
— Так и есть. Все будет в порядке, — пожалуйста, пусть все будет в порядке, — я смогу это сделать. У меня хорошие друзья.
Она повернулась, и я проследила за ее взглядом, она смотрела на Айви и Дженкса на кладбище, которые оба выглядели абсолютно беспомощными, пока Кери расставляла всё по своим местам. Мы были одни, все потихоньку слонялись вокруг этой странной статуи ангела, стоявшей на плите из красноватого цемента, прямо на земле.
— Они действительно тебя любят, — сказала мама, легко пожимая мне руку, — ты знаешь, я никогда не понимала, почему твой папа говорил тебе работать одной. У него тоже были друзья. Друзья, которые рискнули бы своей жизнью ради него. Хотя в конце это уже не имело значения.
Я покачала головой, смущенная от ее замечания про любовь. Но моя мама только улыбнулась.
— Вот, — сказала она, подталкивая коробку носком туфли, — я должна была отдать тебе это раньше. Но видя, в какие неприятности ты вляпалась с первыми книгами, понятно, что я медлила.
Первыми? Я задумалась над этими словами, а затем мои пальцы коснулись пыльной коробки, и по моим суставам пробежало слабое покалывание от силы. Я быстро сбросила крышку и заглянула внутрь, и тут же почувствовала резкий запах жженого янтаря.
— Мам! — Прошипела я, глядя на черную кожу и заостренные страницы, — где ты это достала?
Она не встречалась со мной взглядом, ее брови нахмурились, отрицая вину.
— Они принадлежали твоему отцу, — пробормотала она. — Мне показалось, ты не имела ничего против тех первых, — она говорила, защищаясь, и я уставилась на нее ошеломленная, — и не во всех из них демонические тексты. Некоторые прямо из университетского магазина.
На меня нахлынуло понимание, и я закрыла коробку.
— Это ты положила те книги…
— В часовню, да, — закончила она, вставая, и я поднялась на ноги следом за ней. Кери закончила, мы должны были двигаться дальше.
— Мне не хотелось отдавать их малознакомой вампирше, чтобы она передала тебе, а дверь была открыта. Я знала, что, в конце концов, ты их найдешь, рыская по всем углам, как ты обычно делаешь. Ты потеряла все, когда ОВ наложили заклятие на твою квартиру, и что мне оставалось делать? Приехать сюда и вручить тебе демонскую библиотеку? — ее зеленые глаза блестели от удовольствия, — да ты бы заперла меня.
О Боже! Мой отец вызывал демонов?
Трент с Квеном вышли из задней двери, и я ощутила прилив паники.
— Мам, — промямлила я, чувствуя, как мой пульс ускорился, — скажи мне, что он никогда ими не пользовался.
Она улыбнулась и потрепала меня по руке.
— Он просто собирал книги. Для тебя.
Облегчения не последовало, я застыла, в то время как она поднялась и потянула меня за руку. Мой отец знал, что я смогу активировать демонскую магию. Он собирал для меня демонскую библиотеку. Он говорил мне работать в одиночку. Что, черт побери, отец Трента сделал со мной?!
— Пойдем, Рэйчел, — сказала мама, стоя рядом и теребя меня за плечо, — они ждут тебя.
Я встала, пошатываясь. Небольшая группа людей ждали у статуи воинственного ангела — Кери, Кизли, Трент, Квен, Маршал, Дженкс и Айви, — люди, что сильнее всех влиявшие на мою жизнь. Моя мама стояла рядом со мной, я двинулась вперед, пока она болтала ни о чем. Это был защитный механизм, сквозь него я видела страх, с которым она боролась.
Плащ Дэвида окутывал меня густым и непонятным запахом вервольфа, что-то вроде поддержки на расстоянии. Даже при всей своей силе он осознавал, что ничего не может сделать, поэтому дал мне то, что мог, и исчез, как все вервольфы. Я плотнее укуталась в него, в то время как подол плаща шуршал по траве. Его следовало бы укоротить, мокрая из-за росы трава окрасила подол плаща в темно-коричневый цвет.
