– Я знаю, – ответила Нэт.
Хезер казалось, будто здесь, в темноте, проплывают все годы, которые они провели вместе, вся их дружба – то, как они учились целоваться на подушках мамы Натали; их первая выкуренная сигарета, от которой Хезер стошнило; все их тайные смс-сообщения на уроках, которые они строчили под партой или за учебником. Все это было ее, ее и Нэт, и все эти годы были внутри, как матрешки, в каждой из которых находится еще десяток крошечных копий.
Хезер повернулась к Нэт. У нее внезапно перехватило дыхание.
– Давай поделим деньги, – выпалила она.
– Что? – Нэт сощурилась.
– Давай поделим деньги, если кто-то из нас выиграет. – сказав это, Хезер поняла, что это правильное решение. – Пятьдесят на пятьдесят. На бензин вполне хватит и тридцати тысяч.
Какое-то мгновение Нэт просто таращилась на Хезер. Затем сказала:
– Идет. Пятьдесят на пятьдесят. – она засмеялась. – Пожмем руку или поклянемся на мизинчиках?
– Я тебе доверяю, – ответила Хезер.
Наконец вернулся Додж.
– Все чисто, – сказал он.
Они с Хезер взяли Натали и так прошли под водонапорными башнями, выйдя на поляну, которая еще недавно была заполнена людьми. Теперь единственным свидетельством о побывавшей здесь толпе был оставленный мусор – затоптанные окурки и косяки, смятые пивные банки, полотенца, несколько зонтиков. Грузовик по-прежнему был припаркован в грязи, но двигатель был заглушен. Хезер представила, как позже копы будут вытягивать его на буксире. Было на удивление тихо, и весь пейзаж производил жуткое впечатление. Казалось, что все таинственным образом исчезли в разреженном воздухе.
Вдруг Додж вскрикнул:
– Подождите секунду! – и оставил Нэт на Хезер. Он отошел на несколько футов и поднял что-то с земли. Это был переносной холодильник. Когда он направил на него свет от телефона, Хезер увидела, что там по-прежнему лежало пиво со льдом.
– Джек-пот, – сказал он и улыбнулся впервые за весь вечер.
Он взял холодильник с собой и, когда они добрались до двадцать второго шоссе, приложил к лодыжке Натали временную повязку со льдом. У них оставалось три бутылки пива, по одной на каждого, и они выпили их вместе на обочине, где под дождем ждали автобус. Нэт повеселела сразу после нескольких глотков. Вместе с Доджем они пошутили, что нужно закурить сигарету, чтобы автобус пришел поскорее. Хезер знала, что у нее все будет хорошо.
Но телефон Бишопа по-прежнему перенаправлял ее звонок на голосовую почту. Мэтт и Делайна, наверное, уже были где-то в уютном и теплом местечке. А Хезер все еще вспоминала свое состояние, когда она была высоко в воздухе, балансируя на тонкой деревянной перекладине, а от покалывания в ногах ей хотелось прыгнуть.
ДоджДодж никогда не спал больше двух-трех часов подряд. Он не любил это признавать, но ему снились кошмары. Ему снилось, что он идет по длинной известковой дороге, которая внезапно заканчивается, и он падает. Иногда ему снилось, что его держат в сыром подвале с низким темным потолком, кишащем пауками.
Кроме того, он совсем не мог спать после пяти утра, когда мусоровоз с грохотом проезжал по кварталу Мэтт. В течение дня тоже невозможно было вздремнуть – люди толпами шли обедать в закусочную Дот; официанты волокли мусор и пустые жироловки[8], а затем гремели мусорными контейнерами под окнами Доджа. А время от времени, когда задняя дверь закусочной была открыта, оттуда доносились обрывки разговора мамы Доджа:
– Еще кофе, дорогой?
Но после испытания на водонапорных башнях Додж спал спокойно и без кошмаров. Он проспал всю обеденную суету и проснулся не раньше двух часов дня. Он натянул спортивные штаны, размышляя, стоит ли идти в душ. Решил, что все же не стоит.
– Приве-е-е-е-т, – сказала Дэйна, когда он вошел в кухню. Он дико хотел есть. И пить. Как будто игра пробудила в нем чувство голода. – Как все прошло?
Она расположилась в гостиной, где могла смотреть телевизор, а из окна было видно заднюю дверь закусочной. Через окно слабо пробивался серый свет. Пылинки проплывали в воздухе позади мамы Дэйны. На какое-то мгновение Додж почувствовал прилив любви к этой маленькой комнате – треснутая тумбочка под телевизор, тонкий пятнистый ковер, бугристый диван, который почему-то был обит джинсовой тканью.
И конечно, в нем проснулась любовь к ней. К его Дэйне.
С годами сходство между ними немного стерлось, особенно в последний год, когда она набрала вес – ее щеки, грудь и плечи стали больше. Тем не менее сходство по-прежнему было, несмотря на то, что у них были разные отцы и она была гораздо светлее его. У них были одинаковые темно-каштановые волосы, карие глаза, расположенные далеко друг от друга, очерченные подбородки, и носы, которые у обоих были почти незаметно повернуты влево.
Додж открыл холодильник. По-видимому, мама ушла прошлой ночью. В холодильнике были коробочки с остатками китайской еды. Он открыл их и понюхал. Курица с брокколи и жареный рис с креветками. Неплохо. Дэйна смотрела, как он сложил все это на тарелку, взял вилку и начал есть, даже не удосужившись разогреть.
– Ну так что? – напомнила она о своем вопросе.
Он хотел повременить с новостями и ничего ей не говорить, чтобы она помучалась. Но ему нужно было сказать. Нужно было поделиться этим хоть с кем-нибудь. Он отложил тарелку, прошел в гостиную и сел на диван, который они с Дэйной называли Бочкой.
– Полная лажа, – ответил он. – приехали копы.
Она внимательно на него посмотрела.
– Уверен, что хочешь участвовать в Панике, Додж? – спросила она тихо.
– Перестань, Дэйна. – Он был раздражен уже тем, что она это спросила. Он положил ее ноги на свои колени. Только с помощью массажа можно было предотвратить полную атрофию[9]. Додж по-прежнему настаивал на том, что необходимо каждый день разрабатывать икроножные мышцы, даже несмотря на то, что Дэйна долгое время утверждала, что это бесполезно. Она была у десятка разных докторов. И уже год ходила на физиотерапию.
Но все было без изменений. Никаких улучшений. Она больше никогда не сможет ходить. Если не случится чудо.
Несмотря на ежедневный массаж, ноги Дэйны были по-прежнему тонкие и бледные, напоминающие стебель какого-нибудь растения. Даже когда ее лицо стало более округлым, а руки более широкими, ее ноги продолжали усыхать. Додж старался не думать о том, как в детстве эти же ноги толкали ее вперед во время бега и несли ее к деревьям, когда они карабкались по ним на скорость. Она всегда была сильной. Маленькой, но удаленькой. Она была сильнее и смелее мальчишек.
