Кошка угрожающе зарычала, причем, зарычала не как рычат, желая напасть или защищаться кошки, а как может рычать хищник покрупнее и помощнее. Хищник, предвкушающий легкую добычу.
– Славная киса, хорошая киса, – никогда прежде Аня не слышала историй, в которых кошки – обычные городские кошки – нападали бы на человека.
Камышовые кошки, дикие кошки Колизея в Риме, где-то писали, что еще до последнего ремонта, здание облюбовали неизвестно откуда взявшие дикие и весьма свирепые кисы, но городские…
Неожиданно один за другим во дворе начали гаснуть фонари, отчего свет, исходящий из кошачьих глаз, сделался еще интенсивнее, точно только теперь входил в свою истинную силу. Когда последний фонарь вырубился и во дворе стало совсем темно, свет кошачьих глаз сделался уже буквально невыносим.
Так что Аня перестала видеть кошачьи силуэты. Вместо них светился красно-зеленым сиянием странный движущийся объект, издававший приглушенное рычание и попискивание.
– Этого не может быть, потому что не может быть никогда, – прошептала Аня.
И тут страшная магия иссякла сама собой. Откуда-то сверху вдруг на плешивенький асфальт пролился желтоватый теплый свет, и странное мистическое существо о двенадцати разноцветных глазах тут же превратилось в безобидную кошачью семейку.
– Кысь, кысь, кысь, – донеслось откуда-то сверху заклинание. Желтоватый блик на асфальте дернулся, в нем явно проступил человеческий силуэт, и в следующее мгновение на втором этаже распахнулись обе створки окна. И к радости семейства кошачьих, вниз полетели кусочки чего-то мягкого, что плюхалось на асфальт, разбрызгивая темные капли.
«Мясо», – подумала Аня и ей сделалось нехорошо.
Поняв, что их кормят, кошка начала подпрыгивать, хватая зубами летящие к ней кровавые кусочки и тут же с ворчанием пожирала, придерживая для верности передними лапами. Малыши рвали куски мяса друг у друга, воюя за долгожданный ужин.
Аня поглядела наверх и увидела пожилую даму в старомодном чепце, в котором могла, наверное, щеголять княгиня Голицына – Пиковая Дама. Аня не могла разглядеть выражение лица старой кошатницы, так как свет лился из комнаты, отчего человеческий силуэт выглядел черным, но почему-то она явственно видела красные от крови руки с огромными ногтями, которые разрывали алое, сочащееся кровью мясо, бросая его кошкам.
«Вот так, без пыли и шума, и уничтожают трупы врагов», – отчего-то подумалось Ане. Хотя, наверное, если еще месяц просидеть исключительно на минеральной воде и иногда кофе, а потом еще полдня протаскаться по кладбищу, и два раза позвонить на тот свет, еще не то будет казаться.
Впрочем, старухе, кем бы она ни была на самом деле, Аня должна была быть благодарна, во всяком случае, кошки в ее присутствии, перестали выглядеть агрессивными монстрами, так что теперь она могла беспрепятственно добраться до дома.
Подойдя к своему подъезду, Аня задрала голову и посмотрела вверх, мелькнула сумасшедшая мысль, что раз уж она поймала Димку на домашнем, может быть он все еще там…
Страшной аварии во время свадебного путешествия не было, не было горной дороги, подаренной отцом Ани на свадьбу машины, будь она неладна. Нет ни одной детали из этой фатальной цепочки кошмаров. Вообще ничего, ни единой, самой завалященькой зацепочки, по которой в ее – Анину жизнь, могло бы пробраться такое горе. Нет, и не было никогда!
Ведь если бы отец не подарил машину, они не разбились бы в ней. Нет, не так – если бы они не поехали на Кавказ в свадебное путешествие… если бы не было их свадьбы. Если бы они вообще не встречались, Димка был бы сейчас жив!
Хотя нет, с последним доводом она не могла согласиться, встреча ничего не решала, решали свадьба и свадебное путешествие, решала проклятая машина. Ведь если бы они поехали не в Крым, а в Рим с его дикими кошками, в Венецию, Париж или куда угодно… если бы…
Почему же она, помнящая в мельчащих деталях всю их недолгую с Димкой жизнь, начиная от знакомства и заканчивая той роковой ночью, не может сконцентрироваться и наконец, ответить себе на вопрос, предала ли она Димку или нет? Почему почти ничего не помнит, ни о похоронах, ни о том, как провела эти месяца без Димы?
То есть, почти ничего не помнит?..
Может быть, потому, что ничего и не было? Потому, что на самом деле ей приснилась эта жизнь после аварии, жизнь без Дмитрия. И теперь она с упрямством безумца пытается удерживать свой придуманный мир, мир в котором нет Димы! В то время, как он на самом деле есть! Живой, здоровый, живет в их квартире и ждет! Ждет, когда его молодая жена наконец вернется в разум и признает, что авария и смерть ей приснилась. Признает и впустит Дмитрия обратно в свое сердце, в свою жизнь.
Хотя, насчет сердца – это перебор. Из сердца он никогда и не выходил, другое дело из жизни… ушел не сказав «прости», не познакомил со своими, живущими где-то в далеком Киеве и не приехавшими на свадьбу родителями. Молодожены планировали сами добраться до Украины, и вот… были ли они на похоронах?
Задав себе этот вопрос, Аня вдруг явственно увидела пожилую, одетую во все черное чету, мать в кружевном платочке с покрасневшими, опухшими от слез глазами и куриным клювиком вместо носа, и отец, с висящими бульдожьими щеками и чернотой под глазами. Должно быть, это были именно его родители. Словно сквозь пелену тумана, Аня ощутила, как дама с куриным носиком повисла у нее на шее, целуя в щеки и беспрерывно лепеча что-то неразборчивое. Ее слезы обжигали, и вместе с тем, Аня почти не чувствовала ее. Не видела. Не осознавала.
К ней тогда вообще все подходили и подходили знакомые и незнакомые лица, вереница призраков мужчин, женщин, детей, а она… она была уже далеко от них… так далеко.
Она не помнила, как вернулась домой, возможно, туда отвезли ее мама или сестра. Отец не был на похоронах – попал в больницу с сердечным приступом сразу же после известия о катастрофе.
Себя она помнила только лежащей в постели в их с Димой спальне, с плотно задвинутыми шторами и графином с водой на столе.
Нет, все это определенно не могло ей привидеться, но как все же ей хотелось, чтобы Димка сейчас оказался дома!..
Как и следовало ожидать, в ее окнах не было света. Да и откуда ему там взяться, когда она на улице? Зато горели все четыре окна соседской квартиры.
«Ага, Дима сказал, что Ираида Александровна не только звонила на тот свет, а еще и посещала каким-то образом своего Васечку. Каким? – следовало выяснить. Окна располагающе горели – все четыре в один ряд, ярко, вызывающе, игриво, точно хвалились чем-то перед наводящей привычный мрак и морок ночью.
У нее – у соседки – наверное, еще оставались черные монеты. Которые она явно еще не успела растратить, как это сдуру уже сделала Аня. О том, что монеты еще у нее, Аня знала каким-то внутренним чутьем. Знала, нет, почти что видела бедную, почти лишенную мебели, но заставленную всевозможными пакетами и тюками квартиру соседки, чувствовала лежащие в полированной тумбочке у изголовья двуспальной кровати монеты, зовущие ее сквозь ночь.
