Словно угадав его мысли, заместитель выложил на стол кристалл.
– Здесь полная запись действий Юрия Максимовича за текущую неделю. Где был, с кем говорил. Как я уже отмечал в своем докладе, подозрительный контакт один, с лидером местного движения Непонимающих Морозовым…
– Кстати, сколько там их у нас осталось? – поинтересовался Пал Палыч.
– Зарегистрировано пятьдесят шесть активных членов организации и около двух тысяч сочувствующих. Активные сейчас обосновались на старом заводе Форда, ну тот, который в войну кислотными бомбами разнесли… Может, пришло время брать?
– Не суетись, – Пал Палыч снова поморщился. – Куда они денутся? Меня сейчас больше Юрий занимает. Так что там твой Морозов?
– Морозов вышел на связь точно по графику и доложил о визите на конспиративную квартиру Юрия Максимовича. Визит был замаскирован благотворительностью в адрес местных низкоуровневых и деклассированных элементов – в основном шпионов Непримиримых и наших агентов. На квартире Юрий Максимович передал Морозову две тысячи кредитов старыми купюрами не крупнее десятки.
– Две тысячи? На эти деньги можно порезвиться… Какие указания он дал Морозову?
– Ждать и надеяться.
– Чего ждать? – спросил Пал Палыч скорее самого себя, чем заместителя.
– Полагаю, это обычная риторика для рядовых членов организации. У Юрия Максимовича нет ни одного шанса подняться до вашего уровня. По предварительным данным он соберет не более десяти процентов голосов электората.
– И он достаточно умен, чтобы это понимать. Какой отсюда вывод?
– Юрий Максимович с треском провалится на выборах и вы станете новым Управляющим! – четко отрапортовал заместитель.
Пал Палыч хотел было сообщить тому, что он – болван, но сдержал себя.
Заместитель был не слишком умен, но исполнителен и расторопен. А думать…
Думать он будет сам…
– Если уровень конкурента слишком высок, то можно попробовать приспустить планку.
А лучший способ понизить планку Хранителя Безопасности – устроить беспорядки накануне выборов. Скажи Морозову, чтобы ничего не предпринимал без нашего ведома.
И переключи его на канал альфа… Что ж, ваш ход, Юрий Максимович.
"Не позволяйте никому и ничему отвлекать вас от обретения прибыли, ибо чувства проходят, а богатство в умелых руках – вечно"
Откровение Маммоны, третья заповедь стяжателя.
Утро понедельника – это утро понедельника. Серый промозглый смог сгущается над конгломератом. Мощные уличные фонари не в силах разогнать этот туман, но зато могут придать ему особое, неповторимое очарование воплощенного кошмарного сна.
По улицам мчится плотный поток автомобилей, над которыми привидениями парят дельта-такси и редкие, недавно появившиеся антигравитационные платформы. И люди повсюду. Множество людей – хмурых, заспанных, буквально на ходу перестраивающихся от неспешной расслабленности выходных дней к стремительной деловитости будней. Словом, то самое время, когда в высокотехнологичном хаосе, гордо именуемом цивилизацией, просыпается вся его первозданная дикость.
Вот к платформе монорельса стремительно подлетел поезд. Двери распахнулись, и монолитная толпа спешащих на работу, покачнувшись, устремилась вперед. Первым достанутся сидячие места и укромные уголки, где их никто не будет пихать на протяжении всего пути. Всем это понятно, и на каменных лицах вырезана одна эмоция – первым буду я! Средневековые феодалы, увидев этот дружный натиск, не раздумывая променяли бы свои дружины на этих людей. То тут, то там в дверях образовывались пробки, сопровождаемые хмурым злым бурчанием. Особенной популярностью, как всегда, пользовались старушки с тележками, с утра пораньше направляющиеся на рынок.
Бабка в зеленом плаще поверх мятого комбинезона и допотопной маске – еще с хоботом! – прорвалась внутрь вагона. Объективная самооценка подсказала ей, что старушка – не конкурент стремительной, способной к моментальным решениям, молодежи. И она широко раскинула руки, стремясь задержать поток на те секунды, что нужны для оценки диспозиции и выбора посадочного места. Кто-то споткнулся о тележку и упал. По упавшему пробежали счастливчики, которые сегодня поедут с относительным комфортом. Неудачники плотно забили все оставшееся место, многие стояли на одной ноге, причем некоторые – не на своей. Упавший каким-то чудом успел подняться, и повис на поручне, злобно матерясь в адрес девицы, наступившей ему на ухо острым каблуком. Девица демонстративно отвернулась к окну, думая о несданном вовремя отчете.
– Место бабушке!
Отчаянный старушечий вопль перекрыл монотонное бурчание прочих недовольных.
Выставив вперед тележку и прикрывая тылы большой хозяйственной сумкой, бабка рванула к облюбованному месту. Она опоздала буквально на четверть секунды. Место занял дородный мужчина, прорвавшийся в соседнюю дверь. На одну его ногу встал угловатый металлический ящик с лямками, на вторую – дама средних лет и выше средней комплекции, на колени села притиснутая толпой симпатичная девушка в обтягивающем кожаном комбинезоне алого цвета.
Внимание мужчины разделилось между девушкой на его коленях и дамой на его ноге.
Первая не обращала на мужчину никакого внимания, жевала резинку и периодически выдувала через специальную прорезь в маске розовые пузыри. Вторая, напротив, вперилась в него суровым обвиняющим взглядом. Каждой хотелось сказать пару слов, но уж очень разных. Сформулировать мысль мешала бабка в зеленом плаще – она повисла на поручне чуть сбоку и недовольно бурчала на ухо мужчине, что он должен незамедлительно уступить место более старому и заслуженному члену социума, то есть ей. Ближайшие пассажиры, уже успевшие поделить окружающее пространство с острыми металлическими углами принадлежащего мужчине ящика, имели свою точку зрения на вопрос перемещений в переполненном вагоне и монолог старушки постепенно стал перерастать в острую социальную дискуссию. В другой половине вагона бравый ветеран Великой войны, размахивая сразу тремя удостоверениями, согнал с места неуверенного в себе юнца. Бабку его успех вдохновил, но на остальных никакого впечатления не произвел. Девушка в алом выдула огромный пузырь, который, лопнув, повис розовыми клочьями на приспущенной старушечьей маске.
– Отвали, бабка.
Но старушка оказалась не из тех, кто сдается просто так. Резкий ответ и решительное движение тележкой привлекают внимание заинтересованной общественности, и половину вагона охватил вполне будничный скандал.
Жизнь – это заезженная пластинка, которую каждую неделю всесильный Некто ставит по новой. Чуть позднее, когда на человека обрушатся дела и заботы, за суровыми окриками начальства и жалобным бормотанием подчиненных, она будет не так слышна.
