— Это так, — рассеянно сказал Питер, глядя вверх, на солнце, и не щурясь, — но и не так в то же время.
— Я понял это значительно позже, — кивнул Питер.
— Что?
— То, что наверняка известно тебе, — с вызовом сказал Питер. — Свобода выбора сделала разумным человека, но отсутствие этой свободы не вернуло человека в животное состояние. Разве эволюцию живого можно повернуть вспять? Разве природа способна двигаться в обратном направлении?
— Я знал, что ты умен, но не представлял, до какой степени, — пробормотал Питер.
— При чем здесь ум? — разозлился Питер. — Каждый дошел бы сам до этой мысли, будь он способен рассуждать, а из двух возможных решений выбирать логически вытекающее из предыдущего.
— Единственно возможное? — усмехнулся Питер.
— Единственно правильное! — поправил Питер. — Возможностей всегда достаточно. Правильный выбор — один.
— Зачем ты пришел в Долину? — прямо спросил Питер.
— Чтобы уйти к звездам, — твердо сказал Питер. — С Ингой, если это возможно. Один, если это будет необходимо.
— Ты бросишь меня здесь? — ахнула девушка.
— Это ты пошла за мной, верно? — спросил Питер.
— Инга любит тебя, — мягко напомнил Питер.
— Но у меня есть выбор, — с вызовом отозвался Питер.
— Никто тебя пока перед выбором не поставил, — покачал головой Питер. — И не поставит, потому что ты неправильно понимаешь назначение Долины, и этого кратера, и каверны в мироздании.
— Солнце, — сказал Питер. — Это не Солнце Земли.
— Нет, — согласился Питер. — И все-таки мы на Земле и здесь останемся. Ты решил, что, лишившись возможности сознательного выбора, человечество деградирует, и чтобы спасти хотя бы часть людей, способности выбора не потерявших, иные цивилизации создали на планете космодромы и забирают в небо оставшихся, как в Библии прибирал Господь лучших представителей рода людского и поселял их в Раю?
— Разве не так?
— Не так, — сказал Питер.
— Глупости! — воскликнул Питер. — Долина — чаша, куда опускаются ваши звездолеты. Еще сто лет назад — задолго до Сверхновой! — об этом знали. Я говорил с людьми: Долина всегда считалась проклятым местом. Здесь видели молнии, и свет, и какие-то тела, поднимавшиеся и опускавшиеся с неба.
— Свобода сознательного выбора, — усмехнулся Питер, — предполагает, что верные предпосылки могут привести к неправильным умозаключениям.
— Да? — Питер вскочил на ноги и ткнул пальцем в свое отражение. — А ты? Откуда ты здесь взялся? Понятно, что со звезд!
— Нет, — спокойно сказал Питер. — Я здесь родился, когда вы с Ингой появились на склоне нынче утром. И уйду, когда уйдете вы.
— Куда мы уйдем?
— Обратно. В мир. К людям.
— Мы не уйдем, — решительно объявил Питер. — Не для того я столько лет…
— Здесь не пересадочная станция, — утомленным голосом сказал Питер. — Это глаз человечества. Или ухо… Хочешь знать, в чем ты ошибся?
— Я не ошибся! — в отчаянии воскликнул Питер. Он не мог ошибиться. Другого решения не было. И ведь нашел он здесь, в Долине, то, что искал!
— Инга, — произнес Питер, обращаясь к девушке, — ты любишь… меня?
— Тебя? — переспросила Инга. — Тебя — нет. Его.
— Кого? — спросил Питер с ужасом, в то время, как Питер снисходительно улыбался, но, может, Питеру улыбка только казалась снисходительной, а на самом деле была доброй? С чего бы, на самом деле, Питеру быть снисходительным к самому себе и у самого себя отбивать девушку?
— Его, — повторила Инга и потянулась к Питеру, он потянулся к ней, они обнялись и застыли, впитывая внутреннюю энергию Долины. Питер ощущал, как много здесь носилось в воздухе разных энергий, у него то кололо в боку, то щемило сердце, то ныла печень, а то, как ему казалось, возникал вокруг головы золотистый ореол, сквозь который видно было плохо и все происходившее выглядело если не сном, то чем-то не очень связанным с реальностью.
— Хватит, — сказал Питер, и Инга отпрянула, провела ладонями по волосам, нахмурилась, переведя взгляд с одного Питера на другого, и проговорила, не веря собственным ощущениям:
— Я не знаю… Мне казалось… Я уже не могу разобрать…
— Вот именно, — сказал Питер. — И никто не может. В том-то и цель.
— Цель? — вскинулся Питер. — Цель в том, чтобы принять решение.
Он поднялся на ноги и пошел на Питера, сжав кулаки. Питер стоял спокойно, не думая отступать, но и защищаться, похоже, тоже не собирался: даже рук не поднял, когда Питер размахнулся и правой врезал сопернику в скулу. Голова Питера дернулась, в глазах появились слезы, но он не отступил, а сверху, из космоса, пролилась на них невидимая энергия, поток, лавина; тяжесть, которую Питер не мог вынести, давила на плечи, он видел, что и Инга согнулась под этим грузом, будто старушка, и Питер тоже, и сам он приник к земле, но все-таки тянулся к девушке, чтобы помочь ей, поддержать, он подхватил Ингу, когда она начала падать, и почему-то ощущение лежавшего на его руках женского тела, придало ему сил, каких у Питера никогда не было.
— Сейчас, — шептал он, — сейчас все пройдет, это хорошая энергия…
Откуда он это знал?
Но все действительно прошло.
Они стояли вдвоем посреди поляны. Недавно здесь была голая рыжая почва. Сейчас трава доходила Инге до груди, а Питеру до пояса. Трава была ярко-зеленой, и лес тоже был ярко-зеленым, даже стволы вековых деревьев выглядели зелеными, и горы, поднимавшиеся за лесом, зеленели, как кузнечики, хотя Питер и знал, что зелеными на склонах были немногочисленные островки, а больше всего там было огромных коричневых валунов и скал, тоже коричневых, а на вершинах гор лежали проплешины снега — однако все кругом было зеленым, и Питера это нисколько не волновало.
Он опустил девушку на примятую траву, поцеловал в губы и сказал:
— Мы никогда не расстанемся.
— Я это всегда знала, — улыбнулась Инга.
— И я тоже, — сказал Фасси, возникший рядом, будто из пустоты.
— Где ты был? — строго спросил Питер. — Неужели гонял мышей?
— Здесь не водятся мыши, — сообщил Фасси.
— Здесь? — переспросил Питер. — Где это — здесь?
— В мире, — сказал пес, не умея объяснить то, что он чувствовал.
— А где… — начал было Питер, но прикусил губу. Его не интересовало, куда исчез Питер. Ушел, и Господь с ним. А то, что нужно, он и сам знал.
Он это знал всегда. Вот только… Питеру стало страшно,
— Инга, — прошептал он, — кто я?
— Ты? — девушка провела ладонью по его щеке, коснулась уха, затылка, притянула к себе его голову и поцеловала в губы. — Ты Питер, — сказала она. — Мой Питер. Только мой.
