Ознакомительная версия.
Лурайяна смотрит на глаза, жаркие карие глаза – единственное, что не меняется на лице массивной черной фигуры, заполнившей залу, и её пронизывает холодный цепенящий ужас.
Время тянется зевком вечности.
Под глазами медленно начинает раскрываться щель рта.
Великан выпрыгивает в проход, сшибая двух людей в доспехах, разжимает объятья, оставляя в проходе Рырл, и молча скользит к спинам чёрных фигур.
Проход за его спиной заполняется звоном лезвий.
Черный Глава и пятеро Пальцев его Правой руки оборачиваются.
Зал наполняется магией. В великана бьют разноцветные молнии. Он становиться ревущим дымным облаком, касается Пальцев. Пять фигур разлетаются в разные стороны, шмякаются о стены, отскакивают, падают на пол.
Массивная текучая черная фигура наклоняется навстречу великану. Они сталкиваются. Рука великана вцепляется в горло фигуре. Черный глава издаёт грохочущий крик. Великан окутывается багровыми молниями, рычит в ответ. Его рёв заполняет зал. Великан заполняет зал своим присутствием. Черный Глава становиться меньше, меньше, сжимается. Потом раздаётся треск и звон, Глава отлетает в сторону и кубарем катиться по полу.
Великан, из руки которого торчат клочки одежды и обрывки цепочки, перемещается к плите. Одна его рука бросает на плиту ком тяпок, зажатый в кулаке, выхватывает из него серебристую пластину, втыкает в одну из щелей в пластине. Вторая рука тянется к Нирайвену и Лурайяне, застывшим в шаге от плиты.
Потом он поворачивает голову и смотрит на них. Его пылающий бешеным весельем взгляд сметает волю, и мгновенно наполняет их движением. Они срывают с шей цепочки и протягивают ему кристалл и изрезанных золотистый куб.
Великан протягивает руку.
Из– за его спины раздаётся пронзительный скрежет. Нирайвена сшибает с ног, несёт через залу, ударяет в стену. Куб с обрывком цепочки остаётся в руке великана.
Великан поворачивается к плите и хлопком вгоняет кристалл и куб в щели. Над плитой вспыхивает и начинает расти радужное пятнышко тусклого света.
Великан оборачивается. Черный Глава, пошатываясь, встаёт на ноги. Его рука поднята и направлена на Лурайяну.
Великан закрывает её собой, чуть вздрагивает от удара, скользит к Главе. Глава, толкнувшись от пола, начинает взлетать. Великан прыгает, летит, хватает Главу за ноги, падает. Коснувшись пола, великан с хохотом раскручивает Главу и швыряет к плите.
Глава с рёвом проноситься мимо Лурайяны и исчезает в разгорающейся над плитой свернувшейся в клубок радуге.
Великан на мгновение застывает и окидывает залу взглядом. Смотрит на поднимающегося на ноги Нирайвена…
…на застывшую у плиты Лурайяну…
на Рырл, рубящуюся в дверях. Рырл, почувствовав его взгляд, отскакивает на шаг и оборачивается.
Взгляд великана на один миг задерживается на ней. Потом великан разбегается и прыгает в радугу.
И зал становиться пустым.
Пустота, которая пугалась присутствия великана, возвращается и начинает заполнять Лурайяну.
Жить больше не хочется. Жить становиться незачем.
Сквозь пустоту, чуть колыхнув её, проходит рёв. Ему вторит пронзительный крик, останавливающий приход пустоты.
Рырл, отбросив секиру, бежит к сжимающемуся кокону радуги.
Нирайвен, прихрамывая, бежит к Лурайяне.
Рырл прыгает. Её тело в полёте дергается от врезающихся в него арбалетных стрел, долетает до радуги и исчезает в нём.
Ворвавшиеся в зал арбалетчики нацеливают арбалеты на Нирайвена. Хлопают тетивы. Нирайвен вздрагивает на ходу, замедляет бег.
Его глаза находят её глаза. В его взгляде – мольба.
Она решается.
Она шагает навстречу ему, ловит его падающее тело и тратит один миг времени, чтобы взглянуть в его сверкающие глаза.
Потом она крепко обнимает его, чувствуя, как торчащий из его груди наконечник впивается в её грудь. Она собирает остаток сил и делает прыжок.
Перед тем, они касаются радуги, она успевает подумать, что все получилось так, как она хотела.
Она захотела умереть, и у неё это получилось.
… и для того, чтобы мир, испугался этой иллюзии,и обрушил на неё все свои ливни и ураганы.
Моя левая рука нащупала рычаг. Я заставил непослушную руку, ещё не ставшую совсем моей, схватиться за него и описать восьмёрку.
На это раз восьмёрка вышла правильной с первого раза.
Стекло крышки саркофага со скрипом откинулось в сторону. С чмоканием распустились и втянулись в ниши ремни, опутывавшие ноги и руки.
Я сел и глянул на экран. На плоском экране, висевшем передо мной в полумраке комнатки, горели цифры 3:3.
Все. Все трое.
На миг… на секунду мной завладело удовлетворение хорошо выполненной работой.
Потом его спугнул, оставив меня, как обычно, совсем без эмоций, голос от стенки слева, светящейся десятком цветных мониторов:
– Как сам?
Одно из двух кресел, стоявших у стены, развернулось, скрыв того, кто в нём сидел, тенью спинки.
– Как обычно – как обычно ответил я, и, пошарив правой рукой среди проводов капсулы, вытащил сигару.
Щёлкнув зажигалкой, я, склонив голову на бок и щурясь, переместил взгляд на экраны, чтобы сделать вид, что мне интересно, что там… чтобы не выходя из капсулы посидеть в тишине. Поощущать себя путником, который только-только переступив порог дома, но ещё не закрыв за собой дверь на дорогу, по которой пришёл, садиться перекурить и решить – идти ли в дом или нет.
Три экрана, на которые были выведены копии каналов транслируемой реальности «Творца», шуршали белым шумом. Ещё три, транслировавшие данные с камер Палат – чтобы я мог оценить свою работу, – показывали бригады техников, копошащиеся у открытых саркофагов, в которых лежали тела тех, кого я вырвал из реальности «Творца».
Толстенький молодой мужчина. Тот, кто играл в Лурайяну.
Маленький сухонький старичок. Тот, кто был Нирайвеном.
Полная рослая женщина средних лет. Рырл.
Я отвёл перевёл взгляд на экран с данными индекса ассоциированности.
Мужчина и старичок успели переродиться в реальности Творца всего по три раза. Почти наверняка выкарабкаются. Женщина – семь раз. Шансов у неё напополам.
Потом я посмотрел на монитор с данными о смертях. Пока меня не было, умерло, насовсем оставшись там, двое.
Потом посмотрел на монитор с общими данными системы «Творца».
Коэффициент динамики потери исходной бытийности упал ещё на процент.
– Кривая средней потери памяти по сравнению с послеаварийным скачком выходит почти на линейный показатель – сказал тот, кто сидел в кресле.
Он думает, что память – это и есть бытийность. Я думаю, что память – это то, что уничтожает бытийность. Поэтому я – спасатель, а он – оператор.
Ознакомительная версия.
