— Иными словами, — Лопатин выпрямился за кафедрой, — государь является гарантом законной власти таким же образом, как и президент — в президентской республике. Как бы вам это ни казалось смешным, господа кадеты, но Иван Васильчиков оказался совершенно прав в своем понимании конституционной монархии, за что и удостаивается высочайшей аудиенции. Все согласны?
Согласны были все, а Шустер показал большой палец.
— Ну-с, ваше величество, как мы себя чувствуем? — Галя улыбнулась самой ослепительной своей улыбкой.
— Хватит меня величеством обзывать, — прошипел Возницкий. — Делайте уже, что там делать надо, и валите отсюда.
— Не надо грубить! — Галя как будто и не обиделась, все так же щебетала канарейкой. — У меня для вас новость. Думаю, что хорошая.
…Галине прежде не приходилось иметь дела с кентаврами, хотя за свою восьмилетнюю практику она уже многое повидала. Будь он полностью лошадью тогда понятно: пристрелить, чтоб не мучился. Но ведь он наполовину мужик, здоровенный, с пивным брюхом, с бицепсами, как конская ляжка… Такого жалко.
И она принялась лечить.
Принялась-то принялась, да только больше ее интересовал не процесс лечения, а та странная комбинация генов, что позволила появиться на свет кентавру. У человека и животного потомства быть не может противоестественно это. И противно, если признаться. Этот вопрос необходимо было как следует изучить.
Пока Галя обрабатывала Юрану раны, пока поила его бульонами и расспрашивала, а не женат ли, а кто родители, а сколько сестер, а племянники-то большие ли, а где живут, а кем сам работает, а много ли получает, а не тяжело ли, — в институте генетики имени Вавилова ее однокашник Муханов по прозвищу Цокотуха изучал генетический код кентавра Возницкого. Вообще-то дело это трудоемкое — изучение генотипа неизвестного науке существа, но оказалось, что гены у Юрана самые что ни на есть человеческие, ничего лошадиного, а отцовский гаплоидный набор хромосом даже что-то напоминает…
Цокотуха залез в институтскую базу данных и покрылся холодным потом, когда узрел, что эта цепочка аминокислот звено к звену повторяет цепочки ДНК дома Романовых.
Именно об этом Галя и поведала Юрану.
Разумеется, шепотом.
— Я — царь? — округлил глаза кентавр.
Галя смутилась.
— М-м… не совсем, — призналась она. — Вы являетесь потомком русских царей, хотя вас никто не короновал.
— Но я тут совершенно законно?
— Не знаю… — совсем уж растерялась Галина.
Юран лихорадочно начал соображать.
— Так… Я — потомок царей. Я похож на нынешнего царя, меня все за него принимают. Я, выходит, его брат-близнец?
Тут Галя совершенно потеряла контроль над ситуацией.
— Комарик! — заорал Возницкий. — Комарик, мать твою так-растак, где тебя носит?
Штабс-ротмистр Комарик, руководивший операцией прикрытия и по совместительству курировавший теперь кузнеца вместо скоропостижно скончавшегося Михаила Юрьевича Волочкова, чувствовал себя не то чтобы совсем виноватым — на войне все-таки как на войне, — но немного в долгу у Юрана, поэтому прощал ему его плебейские замашки, списывая их на ранение. Не подвел-таки кентавр, на честном слове простоял и проулыбался на террасе весь парад и даже нашел в себе силы самому уйти.
Снайпера, правда, не успели схватить, тот вместо себя какого-то дедушку оставил, инсценировав наспех, будто это старикан стрелял. Но ничего, найдут.
Комарик вошел в лазарет, под который оборудовали бильярдную.
— Ну что опять? — устало посмотрел он на опекаемого.
— Я должен там оказаться. — Крокодил выпустил в воздух колечко дыма. Хоть штурмом берите Зимний — мне нужно быть на этом приеме.
Гиви Зурабович пробормотал под нос что-то вроде «теща, вертись, как хочешь, но завтра похороны», потом вырвал из лап рептилии газету и вышел.
Вскоре до Крокодила стали доноситься обрывки разговора. Гиви постоянно повторял слова «кацо», «отец родной», «брат родной», клялся в дружбе, но о деле не проронил ни слова.
Устав вслушиваться, гад погрузился в свои мысли.
Четыре дня назад, вынырнув в Фонтанке возле памятника Чижику-Пыжику, изобразив из себя алкоголика, решившего выпить с персонажем знаменитой песенки, Крокодил выполз на набережную и окольными путями добрался до антикварной лавки на Бармалеевой. Одежду Крокодила отправили в химчистку, и через три часа он уже вернулся в «Palace».
Гад был вне себя от злости. Его перехитрили. Ждали покушения в жандармерии или нет, он не знал, да это и неважно. Вопрос был в том, что заказ необходимо выполнить: сто миллионов золотом — с такими суммами не шутят.
Сегодня во всех столичных газетах сообщалось, что двадцать шестого января состоится ежегодная аудиенция в Царском Селе, которой удостаиваются видные деятели науки и культуры, а также общественные деятели, гости страны и учащиеся Пажеского и кадетских корпусов, чем-либо отличившиеся в ходе обучения.
Крайне раздраженный, вернулся Гиви Зурабович.
— Можете вы мне объяснить, что вам понадобилось на этой аудиенции?
— А то вы не знаете? — усмехнулся гад.
— Я-то знаю, — ядовито улыбнулся толстяк, — но не думаю, что мой ответ понравится распорядителю.
Крокодил попыхтел трубкой, потом улыбнулся и сказал:
— Автограф.
— Вы идиот.
— Съем.
Гиви Зурабович закатил глаза и опять удалился.
Вновь послышались «кацо» и «отец родной», и Крокодилу пришло в голову, что в Российской империи родственный признак настолько важен, что совершенно чужие друг другу члены общества будут присваивать какую угодно степень родства, лишь бы добиться желаемого результата.
— Вы идиот! — Гиви Зурабович неожиданно возник перед самым носом Крокодила. — У вас мозги, очевидно, заледенели на русском морозе.
— Что вы орете, как баба? У вас ничего не получилось?
— Нет. И ни у кого не получится, потому что это объект, охраняемый лучше Государственной думы.
— Ваша дума, — Крокодил зевнул, — волнует меня меньше всего. Так, насколько я понял, меня не пустят, как гостя страны?
Гиви Зурабович мстительно улыбнулся:
— Вы поняли правильно. Да даже если бы и пустили, как бы вы пронесли туда оружие? Там детекторов взрывчатки и металла больше, чем в Пулковском международном аэропорту. Вас в Царское Село даже с пилкой для ногтей никто не пустит.
— А меня могут подарить?
— Что?
Крокодил выпустил столб дыма:
— Я спрашиваю, могут ли меня царю-батюшке подарить?
Шепчук просто сбился с ног, разыскивая отважного кентавра.