«Все правильно и подтверждено свидетелями, – сказал полицейский, дослушав Мартина. – Народ Шеали не имеет к вам претензий».
Мартин понимающе кивнул. И даже подумал, что народу Шеали стоило бы выразить ему благодарность – за обезвреженного маньяка.
«Шокированный разумом был болен?» – спросил он.
«Да, – подтвердил полицейский. – Он был болен разумом».
«Хорошо, что я оказался рядом», – глубокомысленно сказал Мартин.
«Плохо, – отрезал полицейский. – Шокированный разумом происходил из глухой горной деревни. Он никогда не видел Чужих. Когда взгляд его упал на вас, сидевшего на скамейке словно настоящий шеали, внутренний мир шокированного разумом взорвался. Он не знал, как вести себя в данной ситуации. При нём были ритуальные клинки, но он счёл вас слишком опасным и не решился вступить в бой. Вместо этого древние инстинкты подсказали ему неправильную в данном случае модель поведения – убить несколько птенцов и убежать, пока хищник пожирает тела».
Мартин сидел как оплёванный. Хватал ртом воздух.
«Вы не виноваты, – сообщил полицейский. – Виноват староста деревни, выпустивший шокированного в город без предварительной подготовки. Он понесёт наказание».
«Я не знал…» – сказал Мартин.
«Разумеется. Вы не виноваты».
И всё-таки Мартин чувствовал себя виноватым. Вспоминал жёлто-зелёный пух, прибиваемый струями фонтана, розовую воду, застывшую девочку шеали… Он помотал головой, отгоняя воспоминания. Все, проехали. Было и не было. Надо жить дальше. Мартин сказал:
«Вы могли бы мне помочь? Я ищу женщину своей расы, прибывшую на Шеали неделю назад. Вот её фотографическое изображение…»
«Это потребует времени, – ничуть не удивившись просьбе, ответил полицейский. – Приходите к вечеру».
Мартин кивнул. Сказал:
«Я ухожу. Я приду вечером. Спасибо вам».
«Не забудьте документ на птенца». – Полицейский протянул ему картонный кругляш, исписанный мелкими строчками.
«Что это за документ?» – удивился Мартин.
«Ваше вмешательство спасло птенца, который неизбежно должен был погибнуть. Теперь этот птенец не принадлежит нашему городу. Он – член вашей стаи».
Мартин протестующе вскинул руки, слишком поздно сообразив, что на жестовом туристическом это обозначает предельную степень восторга.
«Постойте! Мне не нужен птенец шеали!»
«Он уже не принадлежит городу. Он – ваш».
В течение десяти минут Мартин спорил с полицейским. Хотя можно ли называть спором два монолога? Мартин растолковывал, что в человеческой культуре не принято забирать в рабство или усыновлять спасённых от смерти существ. Полицейский объяснял, что культура шеали основана на традициях, и спасённое от смерти существо «переходит в новую стаю». Мартин уверял полицейского, что вовсе не ставил своей задачей спасти какого-то конкретного птенца. Полицейский сообщил, что многочисленными свидетелями подтверждено – только вмешательство Мартина сохранило птенцу жизнь. Мартин наотрез отказался забирать птенца на Землю, равно как заботиться о нём на Шеали. Полицейский признал, что такое право у Мартина есть – но тогда оставшийся в одиночестве птенец погибнет. Мартин язвительно спросил, имеет ли он право делать с птенцом все, что ему угодно? Полицейский подтвердил, что несовершеннолетняя особь, «выпавшая из гнездовья», не пользуется защитой законов.
Из полицейского участка Мартин выскочил красный и в голос ругающийся матом.
Птенец шеали! Член «его стаи»!
Он представил себе гигантскую канарейку, расхаживающую по его московской квартире. Представил, как, возбуждённо размахивая крыльями, птенец сообщает: «Папа, папа, а мальчишки во дворе сказали, что я тебе неродной!»
– Сволочи! – завопил Мартин. – Идиоты! Дебилы!
«Документ на птенца» жёг руку. Мартин мстительно ухмыльнулся, приноровился порвать карточку. И вспомнил: «Я жива. Я же говорила – я девочка».
Если бы он не заговорил с маленькой шеали… Впрочем, кинулся бы он спасать птенцов, не поговорив вначале с «девочкой»?
– Дурак… – обречённо прошептал Мартин. Всё-таки правила для туристов были написаны не зря… Спрятав картонку в карман, Мартин побежал к фонтану.
Почему-то ему представилось, что девочка так и стоит под струями воды – мокрая, продрогшая, в один миг ставшая абсолютно одинокой и беззащитной…
Девочка сидела на скамейке. Мокрая, взъерошенная и беззащитная. Мартин понял, что это именно она – остальных птенцов от фонтана увели, да и все следы побоища исчезли.
Мартин перешёл на шаг. Присел рядом. Посмотрел на птенца.
«Как глупо все получилось, – сказала девочка. – Теперь я в твоей стае?»
«Да», – ответил Мартин.
Девочка спросила:
«А у вас вообще есть стаи?»
«Нет. Есть семьи… нации… государства… Но это другое».
«Я так и думала. Плохо».
– Ну что мне делать, а? – произнёс Мартин в пространство.
«Ты говоришь на своём языке?»
«Да».
«Извини, я не понимаю, когда ты говоришь на другом языке. Если ты возьмёшь меня с собой и примешь в стаю – я постараюсь его выучить. Я способная. У меня ещё есть время учиться».
«А ты допускаешь, что я не возьму тебя?» – с любопытством спросил Мартин.
«Да. Если у вас нет стай… я принадлежу к иному биологическому виду… я послужу обузой».
«Полицейский даже не поинтересовался, есть ли у нас стаи…»
«Полицейский – взрослый. Он уже не умеет думать».
Мартин кивнул. Вздрогнул, осмыслив сказанное:
«Что значит – не умеет думать?»
«Не уметь думать – это означает не уметь думать».
«Ты – думаешь?»
«Конечно».
«Другие дети?»
«Да».
«А взрослые?»
Девочка что-то прощебетала. Кажется, это было местным аналогом смеха:
«Извини, я думала, ты знаешь. Конечно же – нет».
«Ты поэтому убежала? Когда узнала, что я взрослый?»
«Да. Я растерялась. Я не сразу осмыслила, что ты – Чужой и умеешь думать, даже когда стал взрослым».
«Но ваши взрослые – говорят, – напомнил Мартин. – Они работают, ходят через Врата, управляют машинами…»
«Они это умеют. Это…» – Девочка замолчала.
«Рассудок?» – подсказал Мартин.
«Рассудок. Правильно. Они научились. Они были детьми, умели думать. Они узнали всё, что им нужно для жизни. И перестали думать. Думать – трудно. Думать больно и опасно. Если в мире нет неизвестных опасностей – тебе вовсе не нужно думать».
«Именно поэтому убийца… сошёл с ума?»
«Он не сошёл с ума, а пришёл к уму, – терпеливо сказала девочка. – Он встретил новую сущность – тебя. В детстве его не подготовили к встрече с Чужими. Ты вёл себя как шеали, но не был шеали. Рассудка не хватило, и ему снова пришлось думать. Он был шокирован разумом. Он заболел. Он не успел осмыслить новое и стал действовать как первобытный шеали – убивать слабых, чтобы спасти себя. Мне очень его жаль».
