— Мерзавец! — выругал я Покровского, проходя мимо телеги. — Даже лошадь не выпряг. Ну ничего, останется в наследство Егору.
Поднявшись по улице, я заметил, что в окне одного из домов мелькнул силуэт.
— Где твоя вторая лодка? — спросил я Егора.
— Я ее недавно просмолил, но не успел спустить на воду.
— Жди нас здесь, на площади. Мы скоро вернемся, — сказал я ему, вскакивая в седло.
— Где Покровский? — Елена догнала меня и поехала рядом.
— Уплыл наш генерал. Мы сейчас заберем мою винтовку и твой автомат. Потом ты вернешься вместе с Егором домой. Он тебя проводит, а я на лодке попробую догнать Покровского.
— Никуда я возвращаться не буду. Особенно теперь, да еще с Егором!
— Я тебя очень прошу. Будь послушной девочкой, вернись домой!
— Я буду послушной девочкой, — рассмеялась она, — но никуда без тебя не вернусь. Особенно теперь.
— На сей раз это легко сделать. Я просто не возьму тебя в лодку и ты вынуждена будешь вернуться.
— Ты этого не сделаешь! — на глазах Елены показались слезы. — А если сделаешь, то я прыгну в воду и буду плыть за лодкой до тех пор, пока ты меня не вытащишь. Клянусь памятью сестры!
По-видимому, Елена унаследовала от Беаты не только внешность, но и характер. Она как две капли воды была похожа на нее, разве что была выше ростом. Мне кажется, что характер ее был даже несколько жестче, чем у сестры. Беата, например, неохотно садилась в седло. Эта же с детства как сумасшедшая скакала верхом, несколько раз падала, но никогда не жаловалась на ушибы и ссадины. Она, кроме того, прекрасно плавала и хорошо стреляла.
— Ты понимаешь, что будешь мне обузой, — решил я действовать с другого конца.
— Что ты сказал?
Я повторил, но невольно опустил глаза под ее пристальным взглядом.
— Ты не умеешь врать. Будем считать, что ты этого не говорил, а я не слышала, — она внезапно рассмеялась.
— Ты чего? — не понял я.
— Так, потом скажу! — крикнула она и пустила Ласточку вскачь.
Вернувшись, мы застали Егора стоящим на площади. Но он был не один. Рядом с ним стояла довольно внушительная и грузная особа лет сорока-сорока пяти и угрожающе размахивала перед самым его носом руками. Егор пятился, прикрывая лицо локтем. Особа была так увлечена своим занятием, что не заметила, как мы приблизились.
— В чем дело, барышня? (Елена фыркнула от смеха), — спросил я, подъезжая к ней почти вплотную.
От неожиданности «барышня» отпрянула от коня и, потеряв равновесие, плюхнулась задом на дорогу. Но тут же вскочила и, отбежав шагов на пять, посмотрела на меня. Я заметил, что под массивным носом — густые черные усы.
— Где мой муж? Куда вы его дели? — спросила она неожиданно тонким голосом.
— Я ей объясняю… — начал было Егор, но я остановил его знаком.
— Там у причала стоит телега с лошадью. Возьмите ее и поезжайте по этой дороге. В полутора километрах отсюда вы найдете Марка. Он слегка поцарапался и не сможет сам идти.
Не дожидаясь ее ответа, я тронул жеребца и поскакал к причалу. Вслед за нами, радуясь, что наше возвращение избавило его от жены Марка, заспешил Егор.
— Вот что, Егор! — я прижался лицом к голове моего верного Алкида. Елена уже сидела в лодке. — Отведешь сейчас же коней в наше расположение. Дорогу ты туда, надеюсь, помнишь? И смотри, головою мне за них ответишь. Садись на Ласточку. Она смирная. В Грибовичах найдешь Веронику Шалимову. Да ты ее знаешь. Она заведует там птицефермой. Расскажешь ей все. Она найдет тебе посильную работу. Ты понял меня?
— Все сделаю, — обрадовался Егор. — Как же, как же. Я хорошо знаю Веру! Если бы я знал… А Катя как? Жива?
— Жива, Егор, жива. Скажешь ей, что мы живы и здоровы. Ну, поезжай, не медли.
Я подождал, пока Егор взобрался на Ласточку, и подал ему повод своего Алкида.
В своей жизни я делал немало ошибок. Однако они не были проявлением глупости. Теперь же… Меня можно было понять, если бы я застрелил Покровского на месте… Никто не осудил бы меня, как не осудили, если бы это произошло и позже. Но добиться освобождения Покровского и кинуться догонять его, чтобы убить или самому быть убитым? Этому трудно было найти объяснение. Теперь я не мог отказаться от своего плана без того, чтобы не выглядеть смешным в глазах окружающих. Правда, утешало присутствие Елены. Если она пошла со мной, — рассуждал я, — значит чувствует мою правду. Если бы ее не было со мной, скорее всего я, может быть, и отказался бы от своего плана и вернулся домой, встреченный скрытыми насмешками.
Узкий рыбацкий челнок был явно перегружен. Вода плескалась у самого борта. Но грести по течению было легко. Досаждали лишь комары. Даже Шарик, который сидел на носу, тихо повизгивал. Берега представляли собой сплошные топи. Пристать фактически было некуда.
Покровского я рассчитывал догнать до темноты. Елена поместилась на корме, держа наготове автомат. Я же, сидя на веслах, лишь время от времени мог посматривать вперед. Река была пустынной.
Стало темнеть, появились первые звезды, взошла луна. Похолодало. Я бросил весла и повернулся, чтобы достать ватник и дать его Елене. И тут я увидел баркас. В тот же миг я почувствовал удар в левое плечо и лишь затем услышал автоматную очередь. Елена вскочила и, рискуя свалиться в воду, открыла ответный огонь. Я, схватив винтовку, старался поймать в оптический прицел баркас. С него уже не стреляли. Елена сменила магазин и снова открыла огонь. Мне показалось, что над бортом баркаса появилась голова Покровского, и я плавно нажал спуск.
В оптический прицел было видно, как Покровский приподнялся над бортом и тут же исчез. Стало тихо.
Только сейчас я почувствовал боль в плече. Рука вся была липкой от крови, но, к счастью, сохраняла подвижность. Кость, видно, не была затронута.
— Тихонько подгребай к баркасу! — попросил я Елену.
Когда до баркаса оставалось метров тридцать, я почувствовал, что лежу в воде. Наша лодка тонула. Вероятно, пули Покровского прошили ее корпус.
— Мы тонем! Давай быстрее!
До баркаса оставалось метров десять, когда наша лодка осела еще глубже и зачерпнула воды. Стараясь не опрокинуть ее, я соскользнул в воду и, подплыв к корме, стал толкать ее к баркасу. Вскоре лодка ткнулась носом о борт стоящего поперек течения судна. Это было последнее, что я помнил.
Не могу представить себе, как Елене удалось вытащить меня из воды и спасти большую часть нашего имущества, оружие. Я провалялся в беспамятстве трое суток. Рана воспалилась, начался жар. Когда я очнулся, был яркий полдень. Немилосердно пекло солнце, хотя Елена устроила надо мной нечто вроде навеса. Я огляделся. Она поняла меня:
