У входа в кабинет Директора сильно пахло тухлой органикой.
Войдя (Альфред остался за порогом), Марат сразу сказал:
— Ваш пилот — дурак. Надо увеличить мощность перистальтики.
В персональной приемной Директора висел коричневый полумрак; сам хозяин сидел за столом, рассматривал фотографии на экране коммуникатора; поднял печальные глаза, без выражения ответил:
— Он вообще не пилот. Зачем нам пилот? Мы на базе, нам только подняться надо. Один из наших сел за руль, он умеет…
— Тем более. Скажите, пусть успокоит машину, иначе она разозлится.
— Бог с ней, — ответил Директор. — Кому надо — успокоят. Корабль на подходе. Через четыре часа я улетаю.
На детском лице шефа отдела зачисток отразилась досада.
— Еще какое.
— Расскажите.
— Замолчи, — сказал Директор. — Думай про Третью Венеру.
— Пошла она к черту, ваша Венера.
Директор покачал головой.
— Смелый, — пробормотал он. — Слушай, ты пилот, имел дело с живыми кораблями… Позавчера нашли корабль… Не наш. Дальняя Родня или, может быть, еще кто-то, посерьезнее… Эксперты говорят, что это вообще не корабль…
— Ага, — сказал Марат. — Интересно. Давайте уже, говорите. Я в списке «альфа», завтра мне выжгут память…
— Послезавтра, — поправил Директор. — По закону осужденному дается двадцать четыре часа для приведения воспоминаний в порядок… Но ты прав, я ничем не рискую. Слушай.
Нашли нечто. Квазиживая конструкция весом в триста тысяч тонн… Только уже неживая. Все ткани давно мумифицировались. Десять километров в поперечнике. Внутренности покрыты знаками в двоичном коде, логика шифра та же, что и в Атласе… Судя по всему, Родня развивалась по тому же пути, что и мы. Биотехнологии. Однажды они отказались от индивидуальных тел. Жили парами: два сознания в единой биологической конструкции, она же и есть корабль… Тот, что мы нашли, дохлый. На сигналы не реагирует. Это мертвец, при жизни имевший две души. Ему несколько тысяч лет, он давно летит, там ничего нет… Представь себе это существо… Оно должно было быть бессмертным. Авторегенерация, замкнутый цикл жизнеобеспечения… Потом что-то случилось, и два сознания решили, что больше не хотят жить…
— Почему вы решили, что они мертвые? — спросил Марат. — Они могут спать. Пребывать в анабиозе. Или в нирване. Или они просто так сильно любят друг друга, что не обращают на всё остальное внимания…
— Я ничего не решил, — раздраженно ответил Директор. — Я буду решать, когда сам всё увижу.
— Откажитесь, — сказал Марат. — Там будет нелегко. Розовым мясом чую.
Директор слабо усмехнулся.
— Я бы хотел, да. Но есть приказ…
— Подайте в отставку. Придумайте что-нибудь. Не связывайтесь. Сами говорили: контакт есть абсолютное зло. Или, если хотите прославиться в веках, уничтожьте находку. Распылите, сожгите, сами, лично…
— А знания? Технологии?
— К черту технологии. У нас этого дерьма навалом.
— И то правда, — пробормотал Директор. — Ты мне прямо в больное место… Я терпеть не могу технологии… Волосы крашу, да. Чтоб седину было не видно. Остального не люблю.
Он задумался, кинул неприязненный взгляд на пульсирующий потолок приемной.
— Ладно. Я, собственно, тебя не за этим звал…
Помолчал, посмотрел в сторону, добавил:
— Мы больше не увидимся.
Марат привалился спиной к теплой стене.
— А на суде? — спросил он.
— На суде заслушают мой отчет, — Директор нахмурился и развернул экран так, чтобы Марат не видел изображений. — Личная явка необязательна. Процесс закрытый, секретный, вас будет только четверо: судья, прокурор, ты и твой адвокат. Кстати, имей в виду, наш прокурор из КЭР — суровый мужик. Не виртуальный, не киборг, живой человек. Судья тоже. А с адвокатом сам решишь — это не мое дело…
Марат посмотрел на собеседника, спросил:
— У вас что-то случилось?
— Нет. Ничего особенного. — Директор ударил ладонями подлокотники кресла. — Собака моя… В общем, это тебя не касается… Она умерла. Сегодня утром. Я думал, еще год-два протянет… Хороший был пес.
— Надо было… — Марат пошевелил пальцами. — Есть же имплантаторы… Новое сердце, железы… Сейчас собаки по триста лет живут.
— Благодарю, — раздраженно ответил Директор. — У меня всё натуральное. И у моей собаки тоже. Живем в согласии с природой. Собака — двадцать лет, а я — как получится.
— Понятно, — сказал Марат.
Лицо его собеседника, сине-розовое в свете экрана, сделалось белым — видимо, фотографии умершего животного уступили место каким-то текстовым файлам.
— Слушай меня, — белый рот стал жестким. — Я написал ходатайство. И прокурору, и судье. И еще подал рапорт по начальству. Не знаю, удовлетворят или нет… Но должны. А если не получится, всё равно, ты должен знать… Я против ликвидации твоей личности. Наш психолог тоже согласен. Мы посмотрели мнемограмму, сделали резюме…
— Дайте посмотреть.
— Исключено, — отрезал Директор. — Внутренний документ. Но не бойся, за тебя выступит сама структура верхнего слоя твоей памяти… Ты часто вспоминал грехи, главным образом убийства, и почти сразу забывал о поступках, которые тебя украшают… Это будет тебе большой плюс. В смысле на суде зачтется… Мы очень удивились, когда увидели, что ты делал хирургические операции…
— Ампутации, — поправил Марат.
— Всё равно, надо же знать, как и что…
— Я пилот. Я десять лет изучал физиологию. Если коралловый угорь откусил дикарю ногу, надо просто очистить рану и правильно сшить сосуды… И потом, всё равно каждый третий умирал от инфекции. Я научил их прижигать раны огнем, но это больно, они не восприняли…
— Скольких ты прооперировал?
— Не помню. Один-два случая каждый месяц…
Директор кивнул.
— Всё это мы включили в резюме в обоснование ходатайства об отмене ликвидации личности. Я считаю, что ты можешь вернуться к нормальной жизни без радикальной психокоррекции… Кроме того, у тебя есть группа поддержки. Между прочим, влиятельные люди. Тебе нанят известный адвокат, как его… Забыл фамилию. Неважно.
— Хацзоха! — сказал Марат и засмеялся.
— Что?!
— Извините. Я просто вспомнил имя… Был у меня такой абориген, смелый парень… Уплыл в океан, хотел добраться до другого берега… И пропал.
Директор шевельнул локтем, включил верхний свет. Долго смотрел на Марата.
— Слушай, — негромко произнес он. — Ты хоть понял, что всё кончилось? И океаны, и аборигены смелые? По закону о скором и справедливом суде твое дело будет рассмотрено в течение семи суток, начиная с этого дня. Судью я знаю, он не будет долго думать. Тебе светит пожизненное, с правом подачи прошения о помиловании через двадцать пять лет. Личность тебе оставят, но память сотрут. Потом ты отбудешь десять лет во внутренней тюрьме КЭР, на Третьей Венере, и тебе опять сотрут память, чтобы ты забыл не только эту планету, но и нашу внутреннюю тюрьму, а потом переведут уже на обычную каторгу. Хорошо, что у тебя есть богатые родственники… И не только родственники… Наверное, они помогут тебе восстановить здоровье, и вторую половину жизни ты проживешь как нормальный человек…
