И через д р у г а д о м а прозрачно намекнули о нежелательности каких-либо претензий к соседям — пусть нищают без помех со стороны России. Никаких объединительных союзов, разве что для б л е з и р у, а субъектам Федерации набивать глотки суверенитетом, пока не подавятся. А еще лучше, если они полностью обособятся от Москвы, хватит с него и титула Нечерноземного Короля.
Разумеется, он понимал, что попал между жерновами, порою делал попытки высвободиться, взбрыкнуть, как бывало, когда пошел во время о́но в разнос, не догадываясь, что фрондерство на октябрьском пленуме, привлекшее к нему внимание российского люда, тоже было инсценировано заокеанскими режиссерами.
— Не извольте беспокоиться, ваше величество, — убедительно говорил ему д р у г д о м а, когда оставались наедине. — Народ вас боготворит, на полном серьезе толкует о помазаннике Божьем. Что же касается омандаченных к о з л о в, то мы их как пить дать разгоним по стойлам, дайте только срок надлежащий, момент необходимо подобрать.
В е л и ч е с т в о м тайный советник стал именовать вождя, когда тот шантажом и угрозами вырвал у омандаченных к о з л о в особые должностные привилегии. Поначалу вождь морщился, слабо протестовал, но д р у г д о м а сводил такое величанье к шутке, перемежал высшее обращение французским с и р, и постепенно приучил подопечного гауляйтера воспринимать отнесенные к нему слова в а ш е в е л и ч е с т в о как естественные.
Пока еще не для посторонних, разумеется, ушей, для приватного только обихода.
По расчетам советологических лабораторий штатовских антисоветских университетов каждый день правления е г о в е л и ч е с т в а требовал в будущем не менее десятка дней на восстановление разрушенного. И коэффициент этот постепенно возрастал.
Тайному советнику вменялось в обязанность удержать Нечерноземного Короля на троне не менее пяти лет. Тогда России понадобится полвека, а то и более, чтобы достигнуть уровня хотя бы пятьдесят третьего года. А может быть, и вообще исчезнуть с карты мира как географическое понятие.
При этом надлежало избежать по возможности гражданской войны, того русского бунта, который страшен и беспощаден. Ненависть к России была заложена в тех, кто управлял нынешней Америкой, на генетическом уровне, а ненависть порождала неизбежный страх перед возмездием, которое могло обрести непредсказуемые формы, было, так сказать, ч р е в а т о осложнениями.
За океаном хорошо знали: ракеты подвижных комплексов СС-25 запросто достают до берегов Гудзона и могут ахнуть прямехонько по Уоллстриту.
Положение было далеко не таким уж и простым, как поначалу р а д у ж н о представлялось высоколобым прогнозистам. Возник синдром, который русские обозначают поговоркой: и хочется, и колется. Их в е л и ч е с т в о, нашпигованный тайным советником, был готов затеять любую драку, но подстрекатели резонно опасались неуправляемости процесса, который мог пойти вдруг в нежелательном направлении.
…На третий день вынужденного о т г у л а голову п р а в и т ь Особо Важное Лицо не захотело. Инстинктивно вождь ощущал, что нельзя бесконечно насиловать пусть и крепкий, но человеческий организм, выгонял вредные элементы затяжными банями и прыжками у волейбольной сетки. К гольфу, к которому усиленно его приобщал д р у г д о м а, он оставался равнодушным.
Бесстрастно поковыряв вилкой в тарелках с утренними явствами, вождь залпом хлопнул чашку остывшего уже кофе без сахара, запил горечь глотком минеральной воды и спустился на прогулочную дорожку, которая начиналась от резного крыльца, выполненного в стиле т е р е м о к.
Едва ли не к самому крыльцу подступали деревья векового бора, в который строители врубили новую огромную дачу. Как и его предшественники, вождь не захотел жить в загородных резиденциях б ы в ш и х, и ему, народному борцу с привилегиями, в рекордные сроки — книга Гиннесса! Ау! — соорудили симпатичную таки с а р а ю ш к у.
Прогулочная дорожка была аккуратно разметена, и едва отошедший от первых двух дней пребывания в о т г у л е бывший партайгеноссе, а ныне некоронованный с и р, неторопливо и скрипуче зашагал по белой подстилающей поверхности правительственного, так сказать, т е р р е н к у р а.
От вождя скрывали, естественно, что судьбу е г о в е л и ч е с т в а едва-едва решили компьютерные системы, установленные далеко-далеко от новехонькой х и ж и н ы Народного Любимца. Не догадывался вождь и о том, что еще неделю назад он пребывал в ранге приговоренного к мученической смерти, и что некий седовласый джентльмен, о существовании которого Нечерноземный Король никогда не узнает, новым мозговым раскладом решил его судьбу.
Держали от Важного Лица в секрете и имя новой жертвы, его врага-друга, которого вождь пылко возлюбит после 23 февраля и, разъярившись на красно-коричневых убийц и смутьянов, обрушится на них всей необузданностью недалекой, но агрессивной и решительной натуры.
«Почему я не пошел в Лесной институт? — с тоскою подумал вождь, оглядывая мощные, в два охвата, деревья, сопровождавшие его в прогулке по т е р р е н к у р у. — Работал бы лесничим, жил на природе, среди птиц и зверей, от которых никогда не придут к тебе предательство и подлость. И никакой тебе борьбы за власть… В помине нет много понимающего о себе б ы д л а, кучки омандаченных, невесть что возомнивших о себе к о з л о в. И никаких д р у з е й д о м а, наконец. Только ты и природа… Благодать!»
Процесс распада личности е г о в е л и ч е с т в а зашел уже так далеко, что мысль о том, что в сознании народа он давно стал символом подлого предательства, эта мысль уже не могла пробиться в сознание вождя.
И размышления о покойном житье-бытье в звании лесничего не могло уже вызвать истинного раскаяния и духовного очищения, и лесная дорожка, заботливо освобожденная от выпавшего ночью снега з а в ы ш е н н ы м и дворниками, не вела, увы, к храму.
«Причаститься бы, что ли, — пронзительно смела иные соображения определенная мысль. — Рыжиков доставили из Вологды, огурсоны двухдюймовые имеются… А в компании кто?»
Вояка-забулдон находился в столице, на всякий случай б д и л. Тайный советник консультировался с шефами за океаном, используя супер, сверх, спец и так далее связь американского посольства.
Другие советники? Вождь терпеть их не мог, хотя и пользовался ими на п а н е л ь н о м уровне, употреблял, другими словами. Для задушевного, интимного сиживанья за столом к е н т ы с рыбьими глазами не годились.
