Они обнаружили Адамса лежащим на столе. Машина еще была включена. Леда пассивно стояла за пультом управления. И когда они вошли в сопровождении целой группы охранников с корабля, она выключила машину.
Из ниоткуда вдруг появился Мак-Кой и склонился над Адамсом. Затем выпрямился.
— Мертв.
— Не понимаю, — произнесла Хелен. — Машина не была установлена на большое усиление. Я не думаю, что она могла убить.
— Он был в одиночестве, — каменным голосом произнесла Леда. — Этого оказалось достаточно. Я не говорила с ним.
Кирк обхватил свою гудящую голову.
— Кажется, я понимаю.
— Я не могу сказать того же, Джим, — произнес Мак-Кой. — Человек должен умереть от чего-то.
— Он умер от одиночества, — сказала Леда. — Этого достаточно. Я знаю.
— И что же мы будем теперь делать, капитан? — спросил Спок.
— Не знаю… позвольте мне подумать… а, вот — отправить ван Гелдера сюда, вниз, и вылечить его, я думаю. Ему придется принять управление на себя и разгипнотизировать меня. Хелен, я этого не хочу, я всего этого не хочу, но…
— Я тоже этого не хочу, — мягко сказала она. — Так что нам обоим придется пройти через это. Все было хорошо, Джим… ужасно, но прекрасно.
— Все же трудно поверить, — говорил Мак-Кой гораздо позже, — что человек может умереть от одиночества.
— Нет, — ответил Кирк. Теперь с ним все было в порядке. Абсолютно в порядке. И Хелен была для него всего лишь еще одной женщиной-доктором. Но…
— Нет, — повторил он, — в это совсем нетрудно поверить.
Лагерь, расположенный в кратере — или лагерь Бирса, как он был обозначен в документах, — на Регуле VIII представлял собой разрушенные остатки того, что когда-то являлось храмом, состоявшим из нескольких сооруженных одновременно зданий. А сейчас вокруг этих развалин велись археологические раскопки, стояло несколько сараев; рядом располагалась груда археологических инструментов вперемежку с брезентом и побитыми временем археологическими находками. Не считая самого кратера да пятен низкорослой растительности, довольно колючей, планета была пуста. Однообразный унылый пейзаж мог тянуться в любом направлении, покуда не открывался другой кратер — а их было множество, но за неимением времени их изучение свелось к очевидному выводу, что все они были населены неизвестно сколько тысячелетий назад. В этом не было ничего из ряда вон выходящего; галактика буквально кишела руинами, о которых никто ничего не знал, — существовали сотни подобных планет, на выбор для любого археолога, желавшего покопаться в такой поверхности. Бирсу просто повезло, фантастически повезло.
И все же Регул VIII вызывал беспокойство у Кирка — капитана Джеймса Кирка, командира звездолета “Энтерпрайз”, повидавшего на своем веку множество планет. “Энтерпрайз” прибыл сюда в соответствии с правилами. Точнее, с той их частью, которая гласила, что исследовательский персонал на чужих планетах должен проходить ежегодную проверку состояния здоровья, каковую обязан проводить корабельный врач. “Энтерпрайз” оказался неподалеку от лагеря Бирса и как раз в такое время, и корабельный врач Мак-Кой по телепортатору отправился на планету, чтобы выполнить предписание. В общем, совершенно обычная работа, не считая того, что, как упомянул Мак-Кой, когда-то его весьма интересовала жена Бирса, Нэнси. Правда, с тех пор прошло уже больше десяти лет. В общем, ситуация совершенно понятная.
И вот из храма — если это было храмом — вышла Нэнси, чтобы их встретить.
Их было трое: Мак-Кой, Дарнелл — член экипажа, свободный от вахты, и сам Кирк, спустившийся из любопытства. Она подбежала к ним, протянула руки, и после короткого замешательства Мак-Кой обнял ее.
— Леонард! — воскликнула она. — Дай же мне взглянуть на тебя.
— Нэнси, — сказал Мак-Кой. — Ты… ты не состарилась и на год.
Кирк с трудом удержался от улыбки. Нэнси Бирс была приятной женщиной, но ничего особенного: хорошо сложенное тело, лет примерно сорока; она обладала определенной величественностью движений, но волосы уже тронула седина. Нелегко было поверить, что врач, столько повидавший на своем веку, мог быть так влюблен в нее, что даже не заметил следы возраста. И все же, — у нее была замечательная улыбка.
— Это капитан “Энтерпрайза” — Джим Кирк, — представил командира Мак-Кой. — А это — член экипажа Дарнелл.
Нэнси улыбнулась Кирку, затем повернулась к космолетчику. Реакция Дарнелла оказалась поразительной. У того буквально отвисла челюсть, и он откровенно уставился на нее. Кирк готов был его пнуть, если бы только мог дотянуться.
— Проходите, проходите, — сказала она. — Возможно, нам придется немного подождать Боба. Как только он начинает что-нибудь раскапывать, совершенно забывает о времени. Мы разместились там, где когда-то было нечто вроде древнего алтаря — не особо комфортно, но зато много места. Входи, Толстячок.
Она проскользнула в низкую, полуразвалившуюся каменную дверь.
— Толстячок? — спросил Кирк.
— Старое интимное прозвище, — ответил раздосадованный Мак-Кой. Затем он последовал за ней. Раздраженный собственной бестактностью, Кирк резко обернулся к Дарнеллу.
— Так на что это вы так уставились, мистер?
— Извините, сэр, — смущенно ответил Дарнелл. — Она напоминает мне кое-кого — вот и все. Одну девушку, которую я когда-то знал на планете Ригли. Это…
— Этого достаточно, — угрюмо произнес Кирк. — Следующая подобная мысль, надеюсь, появится у вас, когда вы будете наедине с собой. Наверное, вам лучше подождать снаружи.
— Есть, сэр. Спасибо, — казалось Дарнелл действительно был благодарен.
— Я бы немного побродил тут. Если вы не возражаете, капитан.
— Пожалуйста. Только не слишком удаляйтесь, чтобы не потерять связь.
В общем-то, ничего особенного — Дарнелл не видел посторонних женщин с тех пор, как последний раз высаживался на планете. Но все же это было весьма любопытно.
Бирса все не было, и Нэнси, извинившись отправилась его искать, оставив Кирка и Мак-Коя осматривать каменный зал, но заговорить друг с другом они не решались. Кирк никак не мог выбрать — вернуться ли ему на “Энтерпрайз” или просто лечь вот тут и умереть. Еще никогда за долгие годы дипломатичность так его не подводила.
По счастью, раньше, чем Кирк решил, стоит ли ему убраться восвояси или покончить с собой, объявился Бирс. Это был необыкновенно высокий человек, с мощными руками и ногами и крупными чертами лица, в выцветшей одежде. Ростом он был чуть выше Мак-Коя, а его лицо и тело казались высеченными из камня. Выражение глаз, — отметил Кирк, — было умным и в чем-то горьким. Но, в общем-то, Кирк никогда не претендовал на понимание ученых академического склада.
