— Остановись! Остановись! Остановись… пока не поздно, — шепчет голос. Его или ветра? Не разобрать. Он делает еще шаг и сразу же ощущает страшный удар в грудь. От этого удара перехватывает дыхание, темнеет в глазах, он теряет равновесие, шатается, но ветер помогает ему удержаться на ногах. И тогда справа, из-за ребра скалы, вылетает воронка песчаного смерча. С бешеным свистом она бросается наперерез человеку, отрезая ему дорогу к скале. Степан видит перед собой эту воронку, понимает, что все кончено, что в этом последнем поединке ему не устоять. Мягкие предательские руки ветра обхватывают его спину, плечи, ноги, он пытается рвануться в сторону — слишком поздно. Воздушные струи вдруг уплотняются, становятся похожими на стальные канаты.
Неодолимая сила рвет его вверх и в сторону. Ноги отрываются от земли, и в то же мгновение мир начинает бешено вращаться. Степан понимает, что вертится он сам, что смерч захватил его в свои смертельные объятия. Вздохнуть невозможно, он ослеп и оглох, но все еще продолжает бороться.
Он не видит, что справа возникает новый смерч, светлее и выше первого. Столкнувшись в коротком поединке, они оба отклоняются в сторону, и на какой-то миг стальные объятия, сжавшие тело Степана, слабеют.
Его рука тянется к поясу, нащупывает рукоятку ножа, у него нет времени подумать о том, как нелепо наносить удары стальным лезвием по воздушным струям, он использует свое единственное оружие, и ему кажется, что удары ножа ослабляют канаты, сжимающие тело. Он уже может перевести дыхание и вдруг падает на песок.
Удар оглушил его, а когда пелена перед глазами исчезла и он смог приподняться, ничто уже не напоминало о схватке двух титанических сил, пустыня обрела свой прежний вид.
Черный параллелепипед скалы сверкал на солнце в сотне метров от лежащего на песке человека. Вокруг было тихо, безветренно и пустынно.
Степан встал на ноги. Окружающее еще не обрело четкость, в ушах звенело, голова кружилась, к горлу подступила тошнота. Это мелочи — с этим он справится. Глубокий вдох, задержка дыхания, выдох — ему уже лучше… Сколько прошло времени с тех пор, как его унесло от скалы? Минута, час? Сейрос говорил, что проход будет действовать до захода солнца, значит, не поздно попробовать еще раз.
Он встал и подошел к скале. На этот раз не почувствовав никакого сопротивления, не ощутив никакого ритма. Перед ним возвышалась самая обычная скала из шершавого черного гранита. От нее шел жар, камень раскалился от полуденного солнца. Кое-где из трещин лезли к солнцу зеленые кустики травы… Степан приложил руку к камню и ощутил под ладонью его несокрушимую ребристую поверхность. Надо было что-то делать. Он чувствовал себя полным дураком. В конце концов разбежался и ударился о скалу плечом. Удар отрезвил его, и Степан медленно опустился на землю у подножия скалы.
Разочарование оказалось сильней, чем он ожидал. Избитое тело болело, он почувствовал жажду и голод. Краски окружающего померкли. Все теперь представлялось ему плоским, серым, не имеющим никакого значения. Солнце стояло уже невысоко, жара спадала. Пора было трогать в обратный путь, к людям.
Теперь он знал, какую цену придется заплатить за блестящую, как мишура, выдумку Сейроса — разочарование. Впереди его ждала жизнь в совершенно чужом древнем мире ацтеков. Он устал от окружавшего бредового мира и подумал, что, если идти на запад, он снова попадет в пустыню, из которой пришел. Туда, где навсегда затерялись следы его каравана. Он будет искать их снова, до тех пор, пока не погибнет.
Степан медленно побрел вдоль скалы, чтобы обогнуть ее и выйти к западному ущелью. Потом ему останется лишь спуститься с перевала, чтобы снова попасть в смертоносную пустыню.
Сейрос говорил: “Мир таков, каким мы его представляем. Стоит выпустить его из взгляда, как он начинает изменяться, течь как вода. Иногда это можно заметить в уголках глаз”.
Много чего говорил Сейрос. Невозможно отделить в его словах выдумку от реальности. Однако сейчас Степан смотрел на скалу тем самым угловым зрением, и на самой границе она не казалась ему такой уж плотной, такой уж незыблемой. Нерезкая поверхность колебалась, словно огромные темные волны шли снизу вверх по отвесной грани. “Если хочешь добиться успеха, не надо оповещать всех о своих намерениях. Воин должен действовать неожиданно…” Сейчас он уже почти миновал скалу, осталось пройти один-два шага до ее конца. И вдруг, неожиданно для самого себя, он круто изменил направление и пошел на скалу так, словно перед ним не было ничего, кроме пустого пространства.
Свет померк на какую-то долю секунды. В лицо пахнуло ледяным ветром, а потом на него навалилась вязкая тяжесть, словно он с головой погрузился в холодную темную воду. Все это, впрочем, продолжалось лишь доли секунды, он не успел толком разобраться в своих ощущениях, как свет ударил в лицо. Скалы уже не было перед ним. Она оказалась сзади.
Если бы он обернулся, то увидел бы на ее поверхности черное пятно, похожее своими очертаниями на человеческое тело. Пятно медленно светлело, сливаясь с окружающим камнем, но еще долго по его границе пробегали змеистые искры холодного синего пламени…
С двух сторон над головой Степана, на востоке и на западе, полыхали два голубых солнца…
Фиолетовый мир двух солнц казался необитаемым. Во всяком случае, поблизости Степан не заметил ни сооружений, ни движения каких-нибудь крупных существ. Впрочем, он догадывался, что там, где есть растительность, наверняка не менее богат и животный мир. Он прислушался к фиолетовому миру внутренним слухом, так, как учил его Сейрос, и не услышал ничего враждебного. Злобу и боль других существ он смог бы почувствовать на значительном расстоянии. Но этот мир молчал.
Неподалеку плескалось озерцо с виду очень чистой воды. С риском для жизни ему предстояло выяснить, годится ли она для питья.
У самого горизонта, там, где висело вечернее солнце, можно было рассмотреть конус одинокой вершины. Сейчас свет мешал, но утром, если, конечно, местное солнце восходит с противоположной стороны и если здесь вообще бывает утро, он сможет лучше рассмотреть гору.
Ему понравилось, что параллелепипед, торчащий здесь посреди равнинной местности, до сих пор не привлек к себе ничьего внимания. Вокруг не было ни следов, ни тропинок.
Только теперь, позволив себе немного расслабиться, он почувствовал, как сильно устал.
Хотелось есть, но еще сильнее — пить. Прошло уже несколько часов с тех пор, как в его сушеной тыкве кончился последний глоток воды.
