Далия Трускиновская - Феминиум (сборник)

Ознакомительная версия.

Агустин де Карвахаль велел доставить донью Каталину в Лиму и, побеседовав с ней, отменил решение светского суда о смертной казни, но убедил донью во искупление прежних провинностей принести монашеские обеты, после чего она постриглась в монастыре Святой Троицы. Но Карвахаль не уставал задавать себе вопрос: не есть ли появление доньи Каталины – тот знак, которого он ждал? Не она ли – прямое доказательство того, что женщина способна служить на мужском поприще и добиться на нем успехов? И не чудо ли, что никто не распознал ее принадлежности к женскому полу, хотя она неоднократно была ранена в боях? Только когда она заявила, что отдает себя в руки Божии, спала пелена с глаз окружающих.

В этом мнении поддержал архиепископа проживавший в то время в Лиме дон Франсиско де Оталора. Он в свое время предоставил убежище в монастыре Алонсо Диасу, когда губернатор Чили объявил награду за его голову, и успел неплохо узнать характер доньи Каталины – пусть он и не знал тогда, что это она. Теперь, когда выяснилось, что они принадлежат к одному монашескому ордену, он не раз беседовал с нею и сказал архиепископу, что, возможно, сестра Каталина сумеет убедить сомневающихся высоких лиц в Европе. Де Карвахаль отписал его католическому величеству, и со следующей почтой пришел ответ, что король Фелипе желает видеть сеньору де Эраусо.

Сестра Каталина вновь сменила рясу на мужскую одежду и перепоясалась шпагой, ибо так путешествовать через океан было удобнее, и направилась в тогдашнюю метрополию. На родине ее встретили как героиню, а король принял ее благосклонно. К тому времени дебаты об Откровении захватили Испанию Европейскую, тогда именуемую просто Испанией, и не могли остаться без внимания Святого Престола. Его величество решил, что сестра Каталина лучше, чем кто-либо, объяснит его святейшеству, в чем состоит суть вопроса, и направил ее в Рим.

Противу всяких ожиданий, папа Урбан VIII не только принял ее, но и отнесся к ней весьма милостиво, хотя курия, как правило, питала к испанцам чувства, далекие от нежности, в силу множества причин. Не помешало даже то обстоятельство, что несколько человек, насмехавшихся над таким необычным послом, быстро окончили век свой от ударов клинка. В Риме к таким вещам относились просто – дело-то житейское. Его святейшество лишь мягко пожурил донью Каталину, напомнив ей о заповеди «Не убий».

Чем объяснялась его мягкость?

Европу с прошлого века терзала протестантская ересь, и хотя множество католических владык объединились в борьбе с ней, конца расколу было не видно. Британия, север континента и даже часть германских княжеств не признавали более власти папы. В таких условиях Ватикан вовсе не хотел дробить силы, ссорясь с Испанией. Уж испанцы-то составили себе репутацию самых непримиримых борцов с еретиками, больших католиков, чем папа римский (с какой горечью потом будут вспоминать эту поговорку!)

А донью Каталину его святейшество Урбан, скорее всего, принял за потенциальную основательницу религиозного ордена или сестринского сообщества – таких немало было в то время, как в Старом Свете, так и в Новом.

Ирония судьбы заключалась в том, что глобальные религиозные перемены действительно не волновали донью Каталину – по крайней мере, на тот момент. Она просто хотела, чтоб ей разрешили то, что она любила и умела делать, – воевать и при этом оставили в монашеском звании.

Убедившись, что его собеседница вовсе не одержима зудом религиозного реформаторства, папа благословил ее и особой буллой дозволил ношение мужской одежды, оружия и участие в военных действиях – но лишь против еретиков и врагов церкви. Эта оговорка впоследствии сыграла немаловажную роль в грядущих событиях.

В Испании буллу его святейшества восприняли как выражение одобрения новым веяниям. Многие монахини обратились к главам своих епархий с просьбой о рукоположении в священство, и оно было им дано. Характерно, что сама донья Каталина этого не сделала. Лишь много позже, когда вера в Откровение была признана явной ересью, преемник Урбана – папа Юлий объявил против ее сторонников крестовый поход, а новые католики, отложившись от Рима, ее призвали, чтобы возглавить верующих. Тогда она испросила, чтоб в память об офицерском звании альфереса, которое она долго носила, ей было даровано звание знаменосца церкви Откровении, ибо таковой знаменосец есть у Римской церкви. Епископы, признавшие Откровение, это звание даровали.

Так церковь Откровения стала церковью воинствующей.

И все же неизвестно, как бы в дальнейшем повернулись события, если бы крестоносцы выступили против Испании Европейской, а не Новой Испании. На то, конечно, были причины. Слишком многих владык манили заморские владения Испании с их огромными запасами золота и серебра. Европейская армия испанского короля представлялась слишком сильной – тем более что к тому моменту он вывел войска из Фландрии, чтоб укрепить собственные границы. И корабли, заполненные «защитниками веры», отплыли за океан.

Они не учли, что испанские отряды там, пусть и уступавшие в численности армии метрополии, были гораздо лучше приспособлены к войне в условиях Нового Света. К тому же под знамена церкви Откровения встали коренные жители Новой Испании, у которых со старыми католиками были свои счеты…

Война длилась с 1630 по 1632 год и, как всякому известно, закончилась впечатляющей победой сторонников церкви Откровения в стране Арауко. Причем донья Каталина и ее соратники вовсе не считали себя в состоянии войны со Святым Престолом. Ведь папа сам уполномочил ее на борьбу с еретиками, не так ли? А крестоносцы, по понятиям церкви воинствующей, были именно еретиками.

Лишь десятилетие спустя, когда стало ясно, что противоречия непримиримы, и появилось новое поколение духовенства, сформировавшееся в среде, где папа римский не считался наместником Бога на земле, испанская церковь официально отложилась от Рима. Первым матриархом, как и следовало ожидать, избрали донью Каталину. Несколько лет она сохраняла за собой и звание знаменосца церкви, но затем передала этот пост своему давнему соратнику по оружию дону Хуану Понсе де Леону.

Дальнейшая история есть история Испанской империи и должна быть известна каждому образованному человеку, а не претендующему на образованность, как этот обозреватель. Хочется верить, что Владислав Йорек, несмотря на всю свою предубежденность, лучше владеет материалом – ведь он историк. Хотя данное обстоятельство может послужить и препятствием.

И вообще, действительно, стоило бы лучше ознакомиться с польской литературой эпохи барокко…

– Они еще будут нам про демократию объяснять! Это нам-то! Да мы рабство первыми в мире отменили, когда у них в Европах и колониях их за одно такое помышление в тюрьму сажали!

Ознакомительная версия.