— Нет, — шепнул он. — Боюсь. Всеповельницу вампиры послушают, обычную людю — нет.
— Правителя, которому так лгут, тем более никто не станет слушать.
— У них не было выбора, госпожа. На самом деле не было. По своей воле они никогда бы не стали лгать королеве. И никогда не солгут в будущем. Вампиры физическим не могут лгать своим правителям. Как и все стихийники.
Это я знала. Но сказать «Да» всё равно было очень трудно. Я обернулась к ждущим моего решения людям.
— Посол Хелефайриана ар-Кидан, посол Цвергара Даммар, — сказала я Элунэлю и Каварли, — предлагаю вашим правителям и вашим народам союз дружбы с Алым Кругом. Люди Алого Круга, вы согласны заключить союз с Хелефайрианом и Цвергаром?
Вампиры переглянулись. Моё предложение круто меняло расстановку сил в волшебном мире. Элунэль и Каварли пытались осмыслить свой внезапный посольский статус.
— Воля всеповелительницы неоспорима, — осторожно ответил Иштван.
— Не пойдёт, — отрезала я. — Отныне в Алый Круг входят только те общины, которые сами этого хотят. Их повелители в обязательном порядке участвуют в принятии решения путём прямого тайного голосования — как в большемирских парламентах. Общины, которые не хотят принимать членство Круга, могут жить совершенно самостоятельно.
— Ты это серьёзно? — шагнула ко мне Вероника. — Я действительно могу уйти?
— Да, как и любой вампир. Хочешь, уходи одна, хочешь — со своей общиной. Точнее, с той её частью, которая захочет составить тебе компанию.
Вероника подошла ко мне вплотную.
— Я русская, — сказала она. — Я родилась в России, значит — русская. Я хочу остаться в России. И мне по-прежнему нужен Свет. Так же думают многие вампиры Белодворья.
— И не только Белодворья, — ответила я. — И они правы. Отныне каждый вампир сам будет выбирать себе судьбу.
Вероника шепнула «Нина, ты моя самая лучшая подруга», обняла, пожала руку и встала у двери террасы. Белодворке надо было знать, что решит Алый Круг.
Остальные, включая Элунэля и Каварли, молча ждали неизвестно чего. Егор едва заметно улыбался.
— Вы не ответили, — сказала я.
Вампиры неуверенно переглянулись.
— Союз — это хорошо, — озвучила коллективное решение Рижина. — Если Хелефайриан и Цвергар согласятся скрепить его высшей клятвой.
Элунэль вернул дальдр в ножны.
— Я не могу решать за всевладыку, — ответил он, — но постараюсь убедить его сказать Алому Кругу «да».
— Аналогично, — проговорил Каварли, посмотрел на меня с удивлением и некоторой растерянностью, ему не верилось, что всё происходящее — реальность. Он мгновение поколебался и добавил: — Только знаешь, Нина… Простите, всеповелительница Хорса, — торопливо пробормотал он и продолжил: — Мне необходимо ваше личное рекомендательное письмо. Без него меня в Цвергаре и слушать никто не станет.
— Разумеется, вы получите письмо, высокочтимый посол Даммар, — заверила я.
Каварли с достоинством поклонился, посольскую роль он освоил быстро.
— Вторая новость, — сказала я. — Всем вампирам Алого Круга, от алдиров и до повелителей, запрещается носить ограничитель силы и ленту покорности.
На пол, к ногам вампиров упали узкие ленточки из полосатого семицветного шёлка. На многих были прицеплены тонкие и плоские осиновые кругляшки.
— Нина, — от потрясения Каварли забыл об этикете, — ладно, снимаешь ограничитель силы, но как ты собираешься править вампирами без ленты покорности?!
— Как-нибудь сумею. Если я умудрялась держать дисциплину в самой безбашенной бригаде наказателей, то с вампирами и подавно слажу.
— Да, — кивнул Элунэль. — Это правда.
Он грустно и немного виновато улыбнулся. Я кивнула в ответ.
Из-за цветочной изгороди вышел Амарено.
— Наденьте корону, всеповелительница.
Я глянула на диадему.
— Корона — замкнутый круг. А это венец.
— Пусть венец, — не стал спорить Амарено. — Наденьте его, королева.
Я улыбнулась.
— Венец бывает только у царицы.
— Царица так царица, — опять озвучила вампирское решение Рижина. — Надевайте венец, всеповелительница вампирского царства.
Я взяла диадему, повертела в руке. Посмотрела на Егора, на вампиров, на Каварли и Элунэля. Венец — это всего лишь символ. А решение — оно давно принято всеми участниками, в том числе и мной. Дело сделано, и символа бояться глупо.
Я надела венец.
Вампиры слаженно, как по команде, опустились на колени.
— Поднимайтесь, — велела я. — И чтобы никогда этого больше не было. Развели средневековье.
Стоявшая у двери Вероника ободряюще кивнула и одними губами сказала: «Справишься!».
Вместе с вампирами с колен встал и Амарено. По имени он меня тоже не называл — сначала нейтральным словом «госпожа», после — только титулом. По обычаям волшебного мира титул без имени позволено произносить только подданным правителя.
Амарено молча поклонился. Я пожала плечом. Если ему так хочется войти в царство проклятых — его право.
К тому же первое, что я сделаю в качестве правительницы — избавлю моих людей от проклятия.
Я глянула на Егора. Он улыбнулся, вынул карманное зеркало и с размаху саданул его о каменные плиты террасы. Брызнули мелкие осколки.
Элунэль, Иштван и Каварли одобрительно кивнули, они троедворское поверье знали. Остальные ждали объяснений.
Егор предложил мне руку, и мы в сопровождении вампиров вернулись в зал. Иштван успел растолковать суть непонятного обычая, и по залу побежал быстрый шепоток, что некое тайное астральное зеркало напророчило удачу всему Алому Кругу.
Я подошла к Веронике.
— Мои родители, — сказала я. — И родители Егора. Нельзя, чтобы они оставались в Троедворье. Слишком велик риск, что Люцин сделает их заложниками.
— Да, — кивнула она. — Я сейчас же поеду в Камнедельск, и уже утром, самое позднее — в час дня мы будем в Праге. Пока никто толком не опомнился от новостей, и препятствий с выездом не будет.
Я пожала ей руку. Хорошо, когда есть надёжные друзья.
* * *
Август в Италии — месяц очень жаркий, но в Малом кабинете для тайных переговоров верховного предстоятеля холодно как в погребе. И обстановка соответствующая: два неудобных кожаных кресла — и всё. Истинные властители либо беседуют без свидетелей, либо держат свиту на ногах, демонстрируя во всём блеске начальственное хамство.
Но из меня истинной властительницы не получится никогда, слишком плебейское воспитание получила, — так нечего и звезду политического небосклона из себя корчить.
