Научный подход оставался его единственной надеждой. Может, наука сумеет обратить к добру его странный и ужасный дар, извлечь хоть какую-то компенсацию за причиненный им страшный вред.
Убийство шести миллиардов несуществующих людей!
Голова Орра раскалывалась. Он налил в раковину холодной воды и на полминуты погрузил в нее голову. Вынырнул красный, слепой и мокрый, как новорожденный.
Хабер удерживал его морально, но главный крючок, конечно, закон. Если Орр прекратит ДТЛ, он будет обвинен в незаконном пользовании наркотиками и заключен в тюрьму или в сумасшедший дом. Выхода не было.
Если он успокоится, попытается не ходить на сеансы и не будет подчиняться, у Хабера найдется эффективное средство наказания: наркотики, подавляющие сновидения. Их Орр может получить только по рецепту Хабера. Теперь его больше, чем раньше тревожила мысль о спонтанных, бесконтрольных сновидениях. В своем теперешнем состоянии, привыкнув к эффективным снам в лаборатории, он и подумать боялся, каким может быть эффективный сон без контроля и гипнотического внушения. Вдруг, это кошмар, кошмар худший, чем последний сон в кабинете Хабера, в этом он был уверен и не хотел, чтобы это произошло. Он должен принимать лекарства. Он знал, что должен, но делать это можно только по разрешению Хабера, поэтому он вынужден сотрудничать с Хабером.
Он пойман. Мышь и мышеловка. Он бежит по лабиринту безумного ученого, а выхода нет.
«Но Хабер, не безумный ученый, — тупо думал Орр, — он вполне нормален. Только возможность использовать мои сны вывела его из равновесия. Он участвует в игре и наслаждается своей ролью. Он использует свою науку, как средство, но цели его благородны. Он хочет усовершенствовать человечество. Разве это плохо?»
Голова у Орра снова заболела. Он снова погрузил ее в воду, и в этот момент зазвонил телефон. Орр торопливо вытер лицо, вернулся в темную спальню, ощупью нащупал трубку.
— Орр слушает.
— Говорит Хитзер Лилач, — послышался негромкий альт.
Орра охватило необыкновенное чувство удовольствия, как будто в мозгу у него расцвел цветок.
— Алло! — сказал он.
— Хотите встретиться и поговорить?
— Да, конечно.
— Ну, я хочу сказать, что трудно найти повод для отказа от Усилителя. Похоже, тут все в порядке. Все меры предосторожности приняты, все проверки произведены, теперь прибор зарегистрирован в Департаменте. Он настоящий профессионал. Не знаю уж, кем он был, когда вы в первый раз разговаривали со мной. Человек не может занять такой пост, не достигнув совершенства в своем деле.
— Какой пост?
— Ну, он директор правительственного института.
Ему нравилось, что она часто начинает свои яростные презрительные предложения слабым примирительным «ну». Она сама выбивала почву из-под своих слов, заставляя их повиснуть без поддержки. Храбрая, очень храбрая женщина.
— О, да, понимаю, — неопределенно сказал он.
Доктор Хабер стал директором на следующий день после того, как Орр получил свою дачу. Дачу он видел во время единственного сеанса, длившегося всю ночь. Они больше этого не пробовали. Гипнотическое внушение содержания сновидения ночью оказалось неэффективным, и в три часа ночи Хабер сдался, подключил Орра к Усилителю, который весь остаток ночи питал его сны, и оба смогли отдохнуть.
На следующее утро состоялся очередной сеанс, такой сложный и путаный, что Орр так и не понял, что он изменил сам, а что навязал ему доктор Хабер. Он уснул в старом кабинете Орегонского института, а Хабер организовал себе продвижение.
Но было и еще кое-что: климат стал не так дождлив после сна, возможно, изменилось и еще что-то, но Орр в этом не был уверен.
Он возражал против такого количества эффективных снов за короткое время. Хабер немедленно согласился и разрешил пять дней отдыха без сеансов. В конце концов, доктор был добрым человеком. К тому же он не хотел убивать гусыню, несущую золотые яйца.
«Гусыня. Точно. Полностью мне соответствует, — подумал Орр. — Проклятая белая безвестная глупая гусыня». Он пропустил часть слов мисс Лилач.
— Простите, — сказал он. — Я что-то прослушал. У меня болит голова.
— Вы здоровы?
— Да. Просто я устал.
— У вас был тревожный сон о чуме. После него вы выглядели ужасно. У вас так после каждого сеанса?
— Нет, не всегда. Это был тяжелый сеанс. Вероятно, вы и сами видели. Вы организуете нашу встречу?
— Да. В понедельник. Вы ведь работаете в Нижнем городе на фабрике Бредфорда?
Со слабым удивлением он понял, что это так. Гигантский проект Гривилль-Уматилла, по которому планировалось дать воду в несуществующие города Джон Дей и Френч Глен, больше не существует. В Орегоне нет больше городов, кроме Портленда. Он не чертежник в проектном бюро, а работает в частной фирме на Старк-стрит.
— Да, — сказал он, — У меня перерыв с часу до двух. Можем встретиться у «Дэйва» на Анкенн.
— С часу до двух подходит. Итак, у «Дэйва». До понедельника.
— Подождите, — сказал. н. — Послушайте. Не скажете ли вы мне, что говорил доктор Хабер о сне, пока я был в гипнозе? Ведь вы все слышали.
— Да. Но я не могу этого сделать, Я не могу вмешиваться в лечение. Если бы он хотел, чтобы вы знали, он бы сам вам сказал. Не могу. Это не этично.
— Вероятно, вы правы.
— Да. Простите. Значит, в понедельник?
— До свидания, — сказал он.
Орра внезапно охватила депрессия и дурные предчувствия. Он повесил трубку, не слушая ее прощальных слов. Она не сможет ему помочь.
Она храбра и сильна, но не настолько.
Возможно, она видела или почувствовала изменение, но отбросила его, отказалась.
Почему бы и нет? Это тяжелый груз — двойная память, и у нее нет причин верить, что сны хаберовского пациента становятся реальностью.
Завтра суббота. Длинный сеанс у Хабера, с четырех до шести, а может и дольше. И нет выхода.
Было время еды, но Орр не чувствовал голода.
Он не включил свет ни в своей высокой светлой спальне, ни в гостиной, которую он за три года так и не обставил мебелью.
Теперь он побрел туда. Окна выходили на реку, в воздухе пахло пылью и ранней весной.
В комнате был большой камин с деревянной полкой, старое пианино с восемью недостающими клавишами, груда поленьев у камина и ветхий бамбуковый японский столик высотой в десять дюймов. Темнота легко укутывала голый сосновый пол, ненатертый, но подметенный.
Джордж Орр лег на него в темноте, вытянувшись, вдохнул пыльный запах, ощутил всем телом твердость пола. Он лежал неподвижно, но не спал. Он был где-то далеко, в месте, где нет снов. Не в первый раз он оказывался там.
