Герье прикоснулся головой к ее ногам и, быстро поднявшись, отошел в сторону. Он стоял отвернувшись, и Анжелика не могла видеть его лица. Так прошло несколько минут. Когда он снова подошел к ней, черты лица его представлялись застывшими, взгляд – погасшим.
– Простите меня, что я ворвался в вашу жизнь и заставил вас снова пережить то, что следует забыть. Судьба сыграла с нами злую шутку. Я буду рад, если ваша новая жизнь заставит вас забыть пережитое. Я же, не бойтесь за меня, Анжелика, найду утешение. Зима, проведенная мною в монастыре, многому меня научила, и я надеюсь, что смогу достигнуть спокойствия, которое мне так необходимо. Прощайте. Постарайтесь поскорее забыть это наше последнее с вами свидание.
Сказав это, Герье медленно направился к дверям, а молодая женщина уткнулась в платок.
Пока Герье был у Анжелики, Клэр оставался в приемной, терпеливо ожидая возвращения друга. Тут он познакомился с мистером Чарльзом Чартнеем и с синьором Висконти. Они были очень удивлены рассказом о смелом путешествии, которое привело его в Долину Новой Жизни.
Упоминание о Герье заставило невозмутимого Чартнея нахмурить брови, но он не стал задавать вопросов.
Эти новые знакомые устроили так, что комнаты для Клэра и Герье были отведены в здании физического института, там же, где временно жил Висконти, директор этого института. Расставаясь, Клэр обещал провести сегодняшний вечер с ними.
Вид возвратившегося Герье очень не понравился Клэру. Без всяких лишних расспросов он увлек его из дворца Роберта и постарался как можно скорее устроиться в назначенном им помещении.
Состояние Рене сильно его беспокоило; он то и дело подходил к запертым дверям комнаты друга и прислушивался к тому, что там происходит.
Было уже совсем темно, когда дверь немного приоткрылась. Бледное лицо Рене было спокойно. Он спросил:
– Почему, Джон, вы не идете туда, куда вас звали? Я буду очень рад, если вы пойдете. Я чувствую себя усталым и сейчас ложусь спать.
– Мужайтесь, старина, – сказал Клэр с чувством, крепко пожимая руку человека, который сделался ему близок за эти немногие месяцы.
– Не беспокойтесь обо мне, Джон, – просто ответил Герье. Двери закрылись, и англичанин, поколебавшись с минуту, отправился в гости.
Квартира Висконти состояла всего из двух комнат и помещалась рядом с кабинетами и лабораториями института. Хозяин встретил Клэра в прихожей.
– Очень рад, что вы пришли раньше мистера Чартнея. Если пожелаете, могу показать вам то, чем заведую здесь, в Долине. Хотя ваша специальность далека от моей, тем не менее, думаю, вы с интересом осмотрите это учреждение. Ничего подобного вам не удастся видеть вне нашей Долины.
На эти слова мистер Клэр ответил выражением согласия и удовольствия.
– Прошу следовать за мною.
Работы в лабораториях и кабинетах были уже закончены. При входе в каждую комнату Висконти зажигал электрический свет. Останавливаясь перед заслуживающими внимания аппаратами, он давал объяснения:
– Вы орнитолог, – говорил он, входя в круглую высокую залу. – Может быть, я надоел вам, показывая то, что вас мало интересует, но вот я вам покажу нечто другое. – Он подвел гостя к круглому столу, стоящему посреди зала: – Видите эти три маленьких прибора? Это миниатюрные точные копии тех аппаратов, с помощью которых мы регулируем скорость распада атомов радиоактивных элементов. Вы знаете уже, что великий Гаро научил нас извлекать и использовать энергию, заложенную в атомах. Наука не знала, как можно заставить атомы распадаться. В естественных условиях распад длится годы и годы. Теперь мы можем заставить элементы распасться сразу. Мы можем регулировать распад, задавая ему ту или другую скорость. Вы понимаете, мистер Клэр, какой неисчерпаемой энергией обладает Долина, имеющая в своем распоряжении богатейшие в мире радиоактивные руды?
Клэр, внимательно слушавший физика, спросил:
– Наверное, вы имеете большие запасы добытых вами радиоактивных элементов?
– О, в наших хранилищах, – воскликнул Висконти, – находится такое количество их, что страшно подумать, что случилось бы, если бы энергия, заключенная в них, освободилась сразу.
Клэр взял в руки маленький приборчик и рассматривал его со всех сторон.
– Я не понимаю его устройства, – сказал он.
– Все гениальные открытия и устройства бывают очень просты, – весело засмеялся Висконти. – Этот аппарат дьявольски прост. Если вы не физик и не техник, вы все равно поймете принцип устройства. Смотрите, только сначала, для осторожности, я разряжу его. Ну вот, теперь я его открываю.
– Удивительно, – проговорил Клэр, изучив несложное устройство аппарата. – Не понимаю, как эта идея не была осуществлена раньше?
– Да, идея проста, но пришла она не сразу, – сказал Висконти. Он помолчал. – Все великое, что служит человеку на пользу, может служить и во вред. Вот эти три маленьких приборчика были отобраны у одного негодяя, который был подослан к нам.
– Подослан? – переспросил Клэр. – Кем же? И зачем?
– Максом Куинслеем. Он не может примириться с отделением наших Долин.
– Вы говорите о Зоне, – сказал, подходя к ним, Чартней. – Я искал вас в квартире и угадал, что вы отправились показывать нашему гостю свои владения. Я не мешаю?
– Конечно, нет, – сказал Висконти. Он взял в руки все три приборчика. Совершенно верно, они были найдены у Зона, этого тайного приспешника мистера Макса. Что хотел он сделать с ними, мы не знаем. Во всяком случае, эти адские машины были рассчитаны не для фейерверка.
– Я уверен, Куинслей хотел уничтожить военные гусеницы, – заметил Чартней.
– Вполне возможно, – согласился физик.
– Конечно, мистеру Максу очень важно уничтожить нашу главную военную технику. Я не думаю, что он может долго выносить автономию наших Долин, проговорил Чартней.
– Значит, эти маленькие ящики обладают большой взрывной силой? спросил Клэр.
– Сила зависит от величины заряда, – пояснил Висконти. – А теперь, господа, прошу вас к себе. Нас ожидает вкусный обед, который я заказал специально для этого вечера в клубе. Как жаль, что мсье Герье не может принять участие в нашем маленьком пиршестве!
В небольшой темной комнате сидели друг против друга Филиппе Мартини и Рене Герье.
Встреча потрясла старых друзей. Многое мог бы рассказать каждый из них, но слова не шли с языка. Горе Герье было так велико, что его нельзя было передать словами. Что до Мартини, то рассказывать о своих страданиях ему казалось и смешным и глупым. Они представлялись ему ничтожными по сравнению с тем, что вынес несчастный Герье.
Они молчали.
Мартини уже перестал видеть лицо своего друга. Но, не включая света, он спросил:
