Вон как заговорил дед. Высокий стиль.
- Мудрый ты, дед. Тогда скажи, что делать.
- Сказал уже. Оставь ты ее, Христа ради, не мучай!
Я молчал. Чего зря болтает? Взял бы карабин, да и дело с концом.
- Ладно, вижу, не убедил я тебя. Но так как Ирка мне заместо внучки, то и участвовать в твоей затее я не намерен, значит. Жаль мне тебя, да ведь ты все одно человек пропащий, так хоть Ирку за собой не утянешь. Уезжай.
Машину трясло на колдобинах. "Шестерка" не УАЗ, и я не такой "профи", как Эдик. И вытолкнуть меня в случае чего будет некому.
Еще позавчера я покинул гостеприимного Иваныча. Бензина у меня было хоть залейся четыре двухведерные канистры, плюс полный бак. Будто знал, залился в Осташкове.
Второй день я мотаюсь по здешним проселкам, ищу поваленное дерево. Правда, если верить деду Иванычу, это даже не полдела, от силы четверть. Но надо же с чегото начинать.
К исходу второго дня я вдруг осознал, что не узнаю мест, где проезжал недавно. Точнее, не запоминаю дороги. Психоблокада, а выражаясь попростому, заклятье, действовало безупречно.
Я остановился, задумался. Дело становилось все сложнее.
Ладно, попробуем иначе. Я открыл багажник. Точно. Вот он, моток яркокрасной ленты. Большой моток. Должно хватить.
Я отрезал короткий отрезок, подошел к придорожному дереву и аккуратно привязал ленточку, так, чтобы была на виду.
К исходу второй недели ленточки были развешаны по всему окрестному лесу. За это время я трижды мотался в Москву снял деньги со счета, закупил провизии, взял спальник и коекакие туристские принадлежности. Да, еще бритву "Браун", на батарейках, и шнур к ней, приспособленный к гнезду прикуривателя. Я имел представление, во что превращается человек в лесу, и не мог допустить, чтобы моя Ирочка увидела перед собой лесного зверя, нет, хуже вонючего бомжа. Поэтому я каждое утро аккуратно брился, менял белье и совершал омовения в Селигере, точно индус, хотя вода постепенно становилась все холоднее начался август.
Лента подходила к концу, а результат был нулевой. Может, придумать что еще?
Я резко затормозил. Дорогу преграждало здоровенное поваленное дерево.
Радости не было, лишь твердая уверенность иначе и быть не могло.
Я оставил машину на дороге, достал из багажника рюкзак. Начал складывать консервы, спальник, надувной матрас, фонарь. Да, чуть не забыл красную ленту.
Как тогда дед сказал "можно пешком попробовать, ежели ума негусто"? Вот я и попробую.
- Растешь над собой, парень!
Дед Иваныч стоял надо мной, смотрел, как я выбираюсь из спальника, рядом жарко дышал верный Казбек. Я не стал отвечать. Не хочешь помочь, так хоть не мешай, и за это спасибо.
- Я к тому, что Тезей слыхал о таком? ну вот, покуда по Лабиринту шастал, нитки сплошняком клал. А ты, как человек продвинутый, современный, стало быть, это дело рационализировал. Большая экономия получается.
Зря смеешься, дед. Грешно смеяться над больным.
Дед смущенно крякнул. Уловил мысль.
- Ладно, Рома, извини. Только кончай красные тряпки по всему лесу развешивать. Этак ты мне волков приучишь, потом сладу с ними не будет.
Я молчал. Что мне до волков?
- Знает она о твоих изысканиях, Рома. Хотел я утаить, каюсь, впервые в жизни совершил служебное преступление, значит. Да разве от них что утаишь? Хоть как старайся, мысли в голове не задавишь.
Я молча сооружал костер. Некогда мне, дед, неужели не видишь?
Дед снова крякнул.
- Ты вот что, Рома, айда ко мне. Придет она.
Я медленно сел, опустил руки.
- Когда? голос хриплый, дрожащий.
- Да хоть сегодня. Как раз дежурство ее.
- В сторожку твою?
- Да куда хочешь. Можно и в сторожку, я мешать не буду, уйду. Насмотришься в ее глазищи. Может, и все точки расставите, хоть и не верю я.
Я вдруг рассмеялся.
- Послушай, ведь она сегодня дежурит, значит, будет делать обход, или облет, или что там? Так чего проще, я рядом с базой, в двух шагах. Не пойду я, дед, здесь останусь.
- Ну, как знаешь. Чем гостью угощатьто будешь?
Я молча поднял глаза. Дед снова крякнул.
- Ладно, дело твое.
Костер горел, чуть потрескивая. Косые солнечные лучи прочерчивали лесной сумрак, и плывущий меж деревьев дым принимал причудливые очертания слоился, струился и закручивался маленькими вихрями. На землю спускался тихий вечер.
Гдето в ветвях, почти над головой, захлопала крыльями птица. Я заозирался крупная птица, глухарь, что ли?
Мощный порыв ветра чуть не загасил огонь, поднял клуб золы, и я закашлялся. Поднял глаза. На крохотной полянке, где я обосновался, в двух шагах дрожало зыбкое марево. Секунда и воздух словно вскипел, запузырился. Вот и она.
Ирочка стояла, наклонив голову набок, и внимательно, чуть виновато смотрела на меня, теребя на шее хрустальные бусы свой маскирующий прибор. Я шагнул к ней прямо через костер, даже не заметил. Как тогда, бухнулся на колени.
- Вот и ты. Ты сказала до свидания. Я пришел.
Сияние глаз, в упор.
- Здравствуй, Рома. Не говори ничего. Давай сядем.
Мы сели я на остатки мелкого хвороста, она на мой спальник. Ирочка села потурецки, потом перехватила мой взгляд. Усмехнулась, села подругому, подтянув длинные ноги и обхватив их руками. Крылья развернулись, прикрыли ее будто плащом.
- Это я виновата. Ведь я тогда уже почувствовала, за столом. Надо было мне тихо исчезнуть, пока процесс не стал необратим, как говорит мама.
Верно. Похоже, процесс необратим. Да только где тут вина, и чья? Да спасибо тебе за то, что я узнал любовь.
Глаза в глаза. И нет сил оторваться, Да и желания такого нет. Я наркоман, и ты мой наркотик.
- И что дальше, Рома?
Да, конечно. Дед прав, не в ресторан же ее вести.
Она коротко рассмеялась.
- Я не люблю вида расчлененных трупов животных. Тем более пьяных людей.
Я беспомощно молчал. До сих пор передо мной стояла конкретная задача найти ее. Дальше покажет бой. Что покажет?
Она тряхнула золотистыми кудряшками, прикусила губку.
- Ладно, беру командование на себя. Тут у меня остались коекакие дела, а потом я до утра совершенно свободна. Ты не уходи, я скоро.
Я хлопал глазами. Она что, хочет заночевать со мной у костра, в лесу?
- А что такое? Сейчас лето, ты одет достаточно тепло, а мне одежда и не нужна. Плюс костер. Посидим. Нам обоим надо про себя коечто понять, Рома.
Она поднялась, легко ступая, вышла на край поляны. Я любовался ей.
Она метнула мне смеющийся взгляд.
- Рома, Рома. Что же ты такую полянку выбрал маленькую? Взлетать вертикально знаешь, как трудно!
Огромные крылья развернулись, переливаясь на солнце. Сейчас запузырится, закипит воздух, и она исчезнет. Только летнее марево останется, да и то на миг.
