– Да она второй день там, – дёрнул плечом Николай. – Вовка её позавчера заметил.
– Тем более надо торопиться, – поднял брови Чернобродов.
На месте он первым делом бросился к озеру: удостовериться, на месте ли таинственный пузырь. Тот оказался на месте. И как будто увеличился.
Тогда Чернобродов споро вернулся на берег, где вдвоём с Сименютиным в лихорадочном темпе распаковал приборы и погрузил в лодку.
Михаилу он ничего не доверил, подмигнув:
– Информационная поддержка! Твоё дело – запоминать!
Миша не обиделся. Обиделся Вовка, которого не взяли в лодку.
– Следи, чтоб какая корова ненароком чего не сжевала, – наказал Николай. Вовка остался изнывать на берегу.
– Я открыл! А меня не берёте! – возмущался он.
– Так чаще всего в науке и бывает, – «успокоил» его Чернобродов, поглядывая в сторону воды, словно опасаясь каких-либо подвохов. – Так что, считай, ты теперь у нас настоящий учёный…
Вовке польстило сравнение, и он остался выполнять свою миссию с большим спокойствием.
Коровам дела не было до разбросанных по берегу вещёй. Они и близко подходить к машине не стали: верно, подумали, что их приехали доить, а они к такому подвигу пока не приготовились. Поэтому Вовка во все глаза следил за отплывающей лодкой.
Николай сидел на вёслах, Михаил правил рулём. Чернобродов с Сименютиным колдовали над приборами.
– Табань! – скомандовал Чернобродов.
Лодка остановилась у пузыря. Началось священнодействие.
С каждым новым замером, с каждым задействованным прибором Чернобродов становился всё мрачнее и мрачнее.
Первым делом он измерил диаметр пузыря, насколько оказалось возможным – кажется, единственное, что не испортило ему настроения. Мерить приходилось снаружи, ибо любые попытки ввести измерительный инструмент внутрь пузыря заканчивались тем же, что и опыты с веслом и рукой: исчезающий конец линейки мгновенно появлялся на противоположной стороне.
– Результат – ноль, – сообщал Сименютин, считывая риски на вошедшем в пузырь и вышедшем концах линейки.
– Полный ноль, – подтверждал Чернобродов, в который раз удостоверившись в исправности приборов и явно недовольный полученным результатом. Он сидел, похлопывая ладонью по воде. Расходящиеся круги делали вид, что колышут пузырь. Но колыхалась лодка.
– А ведь он подрос, – удивлённо констатировал Михаил. Его несколько смутила резкая смена настроения неформального шефа, но он надеялся, что тот скоро расскажет, чем оно вызвано. – Метра полтора сейчас, пожалуй.
– Метр пятьдесят шесть, – уточнил Сименютин. – Ну, и что?
– По нулям, – отозвался Чернобродов.
– То есть? – не понял Миша.
Теперь оба «аномальщика» выглядели чрезвычайно обескураженными.
– М-м-м… – Чернобродов подыскивал слова. – Даже и не знаю, что сказать…
– Скажите хоть что-нибудь! – взмолился Миша. – Не молчите!
– Да-а… – Чернобродов вынул руку из воды, посмотрел на неё и провёл ладонью по лицу.
Миша смотрел на него, как птенцы в гнезде смотрят на прилетевшего с червяком родителя, который почему-то не спешит кормить их.
– Это какое-то… сверханомальное явление! – вырвалось у Чернобродова. – Словом, судя по приборам, тут ничего нет.
– Как нет? – вырвалось у Михаила.
– Да вот так. Первый раз вижу такое… Обычно – вот Пётр Семенович не даст соврать… да ты и сам видел – приборы хоть как-то реагируют, хоть что-то показывают. А тут по всем параметрам – полный ноль! Даже рамка не шелохнулась, – и он покрутил в руке медную трубку Г-образной формы.
– И что теперь? – осторожно спросил Миша.
– Не знаю, – отозвался Чернобродов. – Думать надо. Однако долго думать надо. Шибко думать…
Он ещё раз воткнул пальцы в пузырь, полюбовался, как те выскочили в полутора метрах от него, пошевелил ими и вытащил. Посмотрел на руку и для чего-то поскрёб ноготь ногтем.
– Давай к берегу, – махнул он Николаю. – Хоть позавтракаем…
Распаковав привезенные припасы и усевшись в кружок, исследователи продолжали делиться впечатлениями.
– Хоть бы одна стрелка шелохнулась! – сетовал Чернобродов. – Хоть бы классифицировать его как-то!
– Вещь в себе, – пробормотал Миша, который не так давно сдавал кандидатский минимум по философии, и тема показалась ему близкой.
– А что, – согласился Чернобродов, – очень похоже!
Миша хотел продолжить обсуждение, но Чернобродов замахал руками:
– Надо отдохнуть! Слишком большая перегрузка. Подшипники в мозгу поплавятся.
Перекусив, Чернобродов немного успокоился. И вовсе не из-за расслабляющего воздействия наполненного желудка. В конце концов, ему не однажды приходилось разочаровываться в аномальных явлениях, которые на поверку таковыми не оказывались. Другое дело, что здесь налицо имелось действительно нечто новое и неизвестное, с чем доселе встречаться не приходилось. Но на то и исследования, чтобы неизвестное превращать в известное. Этим и следовало заняться.
– Ну что, господа, – сказал Чернобродов, отложив в сторону тщательно облизанную ложку, – займёмся мозговым штурмом? Выдвигайте гипотезы. Начнём, пожалуй, с младшего… научного сотрудника. Ваше мнение, сэр!
Он указал рукой на Вовку. Тот, польщённый речью руководителя, покраснел и выпрямился.
– Космическое яйцо! – выпалил он.
– Гм! – Чернобродов задумался. Ответ Вовки его ошарашил – очевидно, согласовывался с какими-то собственными мыслями.
Вовка, ободрённый благосклонным молчанием, решил продолжать.
– Да, – осмелев, заговорил он, – пузырь растёт, увеличивается. Точь-в-точь яйцо!
– А как же результаты замеров? – раздумчиво произнёс Чернобродов. – Ноль-с!
– Так это в другом измерении, – решил вывернуться Вовка. – В четвёртом или пятом.
– Тогда, скорее, в пятом или в шестом, – поправил Чернобродов. – Хорошо! Следующий! – тоном заправского врача выговорил он, и палец указал на Мишу.
– Я подтверждаю собственный первоначальный диагноз, – кивнул тот. – Вещь в себе. Которая постепенно становится вещью для нас.
– Мда, – протянул Чернобродов. – Как все истинные философы: дал определение, но не раскрыл суть. Ну, хорошо, коллега. Свойства явления нам неизвестны, поэтому оно вполне может оказаться и вещью в себе, хотя бы в понятийном плане. Вы? – палец указал на Николая. Тот пожал плечом и нижней губой:
– Чертовщина какая-то!
– Спасибо. Знаете, это тоже может оказаться верным. Во всяком случае, сбрасывать со счетов не следует. Пётр Семенович? – обратился он к Семенютину.
Тот задумчиво произнёс:
– У меня почему-то возникла ассоциация с «кротовыми норами» или «червоточинами». Там предполагается путешествие через пространство, не тратя времени, и тут: едва войдя в «пузырь», тотчас из него выходишь.
