Сам народ покинет меня? — Нет, потому что он не имеет друга более искреннего, более постоянного и более преданного. Я, однако, хорошо знаю, что этот народ, всегда в общем хороший, справедливый и великодушный, может быть обманут и слушаться своих врагов, как во время оно лакедемонский народ покинул короля Агиса, как римский народ покинул Гракхов и как иудейский народ дозволил распять Иисуса Христа. Но это еще одно основание посвятить себя его освобождению.
Я лишаю себя всякой надежды на помощь, карьеру и будущее? — О, я это знаю и все делаю для этого уже слишком давно. Но многие из нас думают только о себе; нужно, чтобы были и такие, которые думают только о народе и о человечестве!
Я сошел с ума? — Увы! Разве не всё есть безумие на земле? Разве мы не все безумцы, отличающиеся друг от друга только по роду и виду? Когда столько так называемых мудрецов терзаются из-за эгоистических наслаждений, то разве самые безумные именно те, кто находит наслаждение в том, что приносят себя в жертву для своих братьев? И когда являешься безумным вместе с Сократом, Платоном, Иисусом Христом и столь многими другими, то разве Шарантон, в котором находишься вместе с ними, не стоит Шарантона, наполненного честолюбцами, жадными и алчными?
«Как, — писали мне другие друзья, — вы пишете роман, чтобы объяснить вашу систему общности? И вы не начинаете изложением вашего учения?» — Да, я пишу роман, чтобы изложить социальную, политическую и философскую систему, потому что я глубоко убежден, что это самая простая, самая естественная и самая ясная форма, чтобы дать понять самую сложную и самую трудную систему; потому что я хочу писать не только для ученых, но и для всех; потому что я хочу, чтобы меня читали женщины, которые были бы куда более убедительными апостолами, если бы их благородная душа была крепко убеждена в действительных интересах человечества; потому что я не хочу подражать экономистам и их подражателям, которые, как говорит Кондорсе, часто затемняли свои идеи, злоупотребляя научными терминами. Я, быть может, ошибаюсь, но эта форма, которую мне, впрочем, подсказала «Утопия», мне кажется предпочтительнее тех, которыми пользовались современные писатели для изложения аналогичных предметов. Я, несомненно, нуждаюсь в снисхождении моих читателей, в особенности что касается романтической части, но они поймут, что эта часть есть только аксессуар, которому я мог уделить возможно меньше места. Другие сделают это лучше. Что же касается меня, то я достигну моей цели, если романтическая часть может привлечь нескольких читателей без того, чтобы философская часть потеряла кого-либо из них.
Но так как эта система представляет нечто новое, то, вероятно, понадобится, чтобы ее хорошо понять, второе чтение, которое будет значительно легче, так как перед читателем уже пройдет вся совокупность фактов и рассуждений.
Что касается сущности системы, общественного и политического строя Икарии, то я прошу читателя точно отличать то, что является основным принципом, от того, что есть только пример и деталь. Так, когда я говорю, что план образцового дома устанавливается или должен быть установлен законом после конкурса, то это принцип, который я считаю неоспоримым; когда я даю план этого дома, то это только одна из тысячи идей, которые можно принять, и представители искусства смогут найти много ошибок в выполнении, которых я мог бы избежать, если бы писал мою работу в Париже, но которые сами по себе безразличны, ибо не в этом состоит система. И когда речь зайдет об исполнении, то народ и собравшиеся ученые сумеют найти лучшие планы и лучшие образцы.
Пусть поэтому не придираются ко мне из-за деталей, ибо я сам отказываюсь защищать их. Вот, впрочем, то, что я считаю учением или принципами общности.
Принципы и учение об общностиЧто такое естественные, или божественные, права? — Это права, которые даруются природой или божеством. Что такое общественные, или человеческие, права? — Это права, которые даются обществом или придумываются людьми. Какие права считаются естественными? — Главные из них: право существования и право использовать все свои физические и умственные способности.
Что понимаете вы под правом существования? — Я понимаю под этим право пользоваться всеми благами, созданными природой и служащими нам для пищи, одежды и жилища, и право защищаться против всякого рода нападающих.
Что понимаете вы под правом использовать все свои физические способности? — Я понимаю под этим право передвижения, труда, союзов, собраний — одним словом, делать все, что нравится, не нарушая прав другого. Я понимаю также право иметь супругу и семью, потому что это для каждого индивида, очевидно, завет природы.
Что понимаете вы под правом использовать свои умственные способности? — Я понимаю, что это есть право употреблять все средства для собственного просвещения.
Имеют ли все люди одни и те же естественные права? — Да, потому что права эти связаны со званием человека и все люди — в равной степени люди.
Но разве люди не неравны, по силе, например? — Это верно, но сила не есть право, а несколько слабых могут соединиться против одного сильного. Люди могут быть различными по силе, росту и т. д., но разум указывает нам, что они равны в правах в глазах природы.
Разделила ли природа землю между людьми? — Конечно, нет: она дала землю всему человеческому роду, не назначая никому особой части. Все философы признают, что природа дала всё и всем безраздельно и что блага земли образовали естественную и первоначальную общность.
Следовательно, собственность установлена не природой? — Конечно, нет. Природа не установила собственность, она не предписала общности; она предоставила людям свободу пользоваться благами земли, как они хотят, установив собственность или сохранив общность.
Имел ли каждый право на равную часть? — Очевидно да, ибо мы все — дети и наследники природы. Было ли это равенство полным и безусловным, так что каждый мог иметь одинаковое количество пищевых припасов? — Нет, равенство было относительное к потребностям каждого индивида: тот, кто имел потребность в двойном количестве пищи, чтобы насытиться, имел право взять двойное количество, когда пищи хватало для всех. Имел ли место когда-либо действительный раздел земли между людьми? — Нет, каждый занимал то, что ему подходило, никого не спрашивая, не получая ни от кого согласия и часто без ведома кого-либо.
Что называется правом первого заимщика? — Это право занимать все, что не занято еще никем. Почему вы говорите: что не занято еще никем? — Потому что следует уважать владение первого заимщика, если можно найти всё, в чем нуждаешься, среди не занятых еще предметов.
