Девять двадцать. Руководители Озера приезжают одновременно с прессой. Первыми на месте оказываются летающие камеры, которые устремляются вниз, на площадь Левент, кружа вокруг башни в надежде заснять, как агенты комитета по финансовому надзору оттаскивают менеджеров от шредера или компьютера. Камеры ныряют вниз, чтобы запечатлеть логотип Озера — гигантскую титановую букву «О», точки над которой держатся благодаря магнитному полю, парят, чтобы быстро снять лица, а потом сопоставить их с базой данных руководителей Озера. К тому времени, как приезжают телевизионщики, агенты комитета по финансовому надзору уже начинают вывозить на тележках серверы и коробки с документацией. Все заголовки для дневных новостей придуманы. Обрушение башни Озера. Самая крупная афера в истории экономики Турции. Банкротство века. Игра окончена. Полицейские продолжают выводить из здания непрерывный поток менеджеров младшего звена и незадачливых «ранних пташек». Коллеги, столпившиеся у входа в здание, шумно приветствуют их. Уборщиков встречают аплодисментами. Они потрясают в воздухе кулаками. Очередь к «Пророку кебабов» растягивается через всю площадь и даже на соседнюю улицу. Тот подсчитывает потенциальных покупателей и звонит племяннику и племяннице, чтобы они сгоняли на склад. Журналисты начали брать интервью у сотрудников. Озер банкрот? Нет, они ничего не знают. Никаких признаков не было. Озер, как такое могло случиться? Озер был крупной компанией. Что они собираются теперь делать? Когда полиция пустит их в здание? У них в ящиках рабочих столов остались семейные фотографии. А где же Сюлейман Памир, Этьян Эрджан и Мехмет Мерал?
В квартире в Бебеке, в ялы в районе Канлыджа и в «мерседесе», припаркованном возле автосервиса на шоссе Е80, Сюлейман Памир, Этьян Эрджан и Мехмет Мерал независимо друг от друга достают из пластиковой коробочки по пузырьку. Открывают крышку. Каждый медлит несколько секунд, прежде чем засунуть носик в ноздрю, но лишь пару секунд. Нет, они не умрут. Создатели серых нано пообещали это. Но это будет своего рода небытие. Каждый вдыхает нано, а потом откидывается на стуле, диване или сиденье машины с прерывистым выдохом, а картинки, звуки, запахи, воспоминания о жизнях, которые они никогда не жили, об опыте, которого никогда не знали, фонтаном разливаются по их мозгу, и Сюлейман Памир, Этьян Эрджан и Мехмет Мерал забывают, кто они такие.
Девять сорок пять. Комитет по финансовому надзору заканчивает работу в здании газово-товарной биржи Озер. Все сети, внешние и внутренние, вырублены, коды и пароли в руках у следователей, прекращены онлайн-операции: работа с банками, торговля, электронная коммерция, поставка и логистика. Программы Озера остановлены и дезактивированы одна за другой, пока аудиторские программы комитета по финансовому надзору идут по следу денег, двигаясь от башни Левент к дочерним фирмам, клиентам и поставщикам услуг. Автоматические системы генерируют обвинения против аудиторов Озера, банка «SarayTRC» и корпорации «Газопровод Набукко». По всей Анатолии компрессорные станции замолкают, когда останавливаются насосы. Денежное дерево висит черное и мертвое посреди торгового зала. Руководители среднего звена собирают свои отделы группа за группой по всей площади и выкрикивают инструкции: идти домой, прийти завтра, чтобы получить дальнейшую информацию, освободить столы и собрать личные вещи. Биржа Озер прекратила торговлю. Последние бумажные снежинки, кружась, летят на площадь. Пророк кебабов никогда не видел такого наплыва покупателей.
Девять пятьдесят. Аднан Сариоглу идет по проспекту Истикляль, где полно народу, огибая электрокары, стайки женщин и белые фургончики, доставляющие рыбу на рынок на улице Балык. Походка решительная и легкая. Ощущение такое, будто следующий шаг может унести его за пределы мира. Голова кружится от собственной смелости. Он это сделал. У него четыре миллиона в облигациях на предъявителя в портфеле, а еще подписанный главным обвинителем документ о неприкосновенности в левом внутреннем кармане пиджака, а в правом лежит аналогичный документ для Хайдара Акгюна. Он разрушил Озер, и это банкротство века. Ноги могут унести его куда угодно. Впервые на его памяти ему никуда не надо и нечего делать. Мимо, к конечной станции на Тюнель, едет туристический трамвай — медлительное, громыхающее, крайне непрактичное сооружение. Он видит над высокими фасадами XIX века верхушку башни Галата и первый отблеск Золотого Рога — самого глубокого и самого синего из всего, что Аднан видел в жизни. Лодки шныряют туда-сюда, вода кажется свежей-пресвежей, как тогда, когда Аднан, мальчишка с пляжа в Каше, боящийся воды, вышел из автобуса. Сердце Аднана гулко бьется и на Юксек Калдырым пускается вприпрыжку. Он чувствует словно стал ростом в миллион километров, может сделать один шаг и преодолеть все семь небес. Вот он, мост Галата, на котором выстроились рыбаки, по центру курсирует трамвай, а на той стороне виднеются купола и минареты Султанахмет. Теперь Аднан уже бежит, уворачиваясь от машин, которые резко тормозят и бибикают, сбивая волну движения на переполненных улицах, а Аднан перебегает дорогу прямо перед трамваем, поднимается на мост и бежит мимо рыбаков и их пластиковых бутылок с наживкой, коробочек с крючками и блеснами и ведерок с крошечными рыбами из Золотого Рога.
Встретимся на мосту, сказал он. Прямо над открытой водой. И вот Айше, посреди широкой мостовой, подальше от удочек и поплавков рыбаков, слегка нахмуренная, но элегантная, сильная, потрясающая. Ее волосы похожи на пирамиду из черных кудрей. Айше смотрит не в ту сторону, но потом видит его, Аднана, размахивающего руками, как безумный пингвин в костюме, но теперь он не птица, которой не дано летать, а приземлившийся на землю самолет, огромный белый аэробус, который летит над водой перед посадкой в Стамбуле. Аднан раскидывает руки в стороны и бежит, как сумасшедший, прохожие отскакивают и кричат, глядя на безумца в костюме. Айше улыбается, запрокидывает голову и трясет копной черных кудрей, и вот они встречаются, прямо над водой, посреди моста Галата.
Недждет впервые видит птицу, когда Божественные инженеры разгружают фургон. Птица соскальзывает с балкона жилого комплекса, который возвышается за окружающим компрессорную станцию забором. Полет привлекает к себе внимание. Слишком уж движения птицы уродливые, механические и плохо выверенные, напоминают скверно нарисованного птеродактиля, которого Недждет как-то раз видел в кино. Пропорции у птицы тоже неправильные, крылья слишком длинные, а таких хвостов и вовсе не бывает. Голова. Голова… пролетая мимо, птица посмотрела на него своими шестью глазами, а потом перелетела через крышу компрессорной станции.
