– Ты нарисовал мой портрет! – засмеялась девушка, обнимая своего спутника.
Их поцелуй обжег память Маргариты. Воспоминания вспыхнули лесным пожаром, а в груди стало нестерпимо больно. Не зависть к чужому счастью, а тоска по одуванчиковому домику, ждущему ее среди яблонь, стиснула сердце ведьмы. Там закрыты сейчас ставни, а за ними темно и пусто. Там ждет хозяев осиротевший пес. В больничной палате лежит Анька, такая же очаровательная, юная как эта прелестница, наслаждающаяся свиданием под луной. Наивная девочка с саркомой мозга, предполагающая жить долго и счастливо… Где–то совсем рядом веселится проклятый Пальцев, задумавший погубить Максима… Зла слишком много, увы, слишком много для одной совершенно неопытной ведьмы…
Маргарита не представляла, что именно должна сделать и как помочь любимому. Она вспомнила, как крушила молотком рояль булгаковская героиня в квартире мерзкого Латунского. Исступленно кричал ни в чем не повинный кабинетный беккеровский инструмент. Клавиши в нем проваливались, костяные накладки летели в стороны. Инструмент гудел, выл, хрипел, звенел… Тяжело дыша, мстительница рвала и мяла молотком струны…Ее жестоко обидели, унизив и растоптав Мастера, но рояль – рояль лишь невинная жертва. "Вещи и жилища не несут ответственности за того, кому служат и кого оберегают. Не повинен в деяниях своих хозяев Дом, ставший их братской могилой, и даже самый принципиальный и отчаянный мститель не должен мечтать о его разрушении. Я только посмотрю на виллу Пальцева и разобью все окна. Я напугаю его и сделаю что–нибудь такое, что спасет Максима." – так думала Маргарита, подчиняясь лету метлы, знавшей нужный адрес.
Из зелени сада вынырнул особняк, выглядевший вполне уютно и мирно.
Мстительница приземлившись на террасе второго этажа. Сквозь стеклянную стену падал яркий свет. Широкая дверь гостиной была распахнута: люди любовались морем. При этом гоготали пьяно и сыто. Маргарита узнала троих. Альберт Владленович возлежал в плетеном кресле, положив ноги на низкий стеклянный столик. Вероятно, он успел побывать на пляже или окунуться в бассейн – мокрый пучок предплешных волос прилип ко лбу. На груди и подмышками темнела пятнами тенниска, обтянули ляжки яркие полосатые бермуды. Весь он был рыхлый, влажный и наглый, с закинутыми на стол розовыми ступнями.
В менее расслабленной, явно нервной позе, расположился на диване представительный мужчина в сером тонком пуловере и серых же брюках. Каштановая длинная шевелюра и широкая волнистая борода принадлежали отцу Савватию, облаченному в гражданский костюм. Третьим был тот, кому Маргарита была готова выцарапать глаза, не обращаясь в ведьму. Роберт Осинский, похожий сейчас на фашиста–извращенца в исполнении Хельмута Бергера, курил возле распахнутой двери, выпуская дым в сторону Маргариты. В глубине комнаты у подставки с вазой, наполненной свежими розами, сиротливо дремал рыхлотелый человек с полоской смоляных усов над скорбно сомкнутыми губами.
– Скоро, скоро… – нараспев бубнил Савватий, покачиваясь. – Грядет судилище справедливое и благое.
– Завтра! Ровно в полдень, – бодро подхватил Пальцев. Все организовано чисто. – Он отхлебнул коньяк.
– "Муза" сгорела. Иностранные партнеры погибли в своем особняке, оставив нам небольшое наследство. Ужасное несчастье… – театрально вздохнул Оса.
– Забудем о них, – прекратил развитие темы обнаруженного клада Пальцев. Он не собирался посвящать в тайну сокровищницы проявившего строптивость скульптора, а Федулу сообщил, что сообщение о найденной сокровищнице оказались блефом.
– Подумаем о наших сотоварищах, пребывающих в эти судьбоносные дни в столице. Со свя–ты–ми у–по–кой! – пробасил Альберт Владленович и неожиданно захихикал, напомнив Басю.
– И волосок не упадет с головы без воли Аллаха, – торжественно изрек сонный Камноедилов, заметно проникнувшийся в последние дни религиозными чувствами. Он пожелтел, осунулся и у корней дегтярных прядей явно обозначилась серебристая полоса. Пальцев боялся за состояние духа соратника и всячески оберегал его от негативной информации. – Не все они хорошие люди. Даже правильно сказать – все плохие. Но ведь были нам союзниками. Чуть ли не со слезой молвил надломившийся душевно скульптор. – Подставили мы их, да простит нас Аллах.
Все напряженно посмотрели на говорившего. Пальцев сделал значительные глаза, напоминая, что ни в коем случае нельзя проговориться в присутствии Курмана о предстоящем взрыве Храма. Тот получил совершенно противоположную информацию: взрыв затевают злодеи, которых вывел на чистую воду Пальцев.
– Ты честный человек, Курман. Я горжусь твоей поддержкой. Вместе мы сумеем предотвратить катастрофу, – проникновенно заверил Пальцев.
– Вот я думаю – зачем им помешал Храм, а? Взрывай Белый дом, взрывай банк… Зачем трогать святыню… Столько людей работают, возрождают, стараются…
– Вы бы пошли прилегли в своей комнате, уважаемый. Ситуация нервная, надо беречь сердце, – задушевно посоветовал Федул и даже помог скульптору покинуть помещение. После чего все с облегчением вздохнули.
– Может, девочек вызовем, раз уж этот козел отвалил? – предложил Осинский. Швырнув в кусты окурок, он вернулся в комнату, налил себе водки: – Заговор заговором, святыни святынями, а бляди блядьми. Верная мысль? Я за плюрализм мышления. – Роберт – весь спортивный, тугой, жеребистый, рухнул на диван под бок Федулу и обратился к нему со своей пакостной кривой ухмылкой:
– Примите исповедь, батюшка? Вообразите, отец, романтическую историю далекой юности: девица моего кореша, натуральная девица, подчеркиваю, легла под меня, пока ее любимый стоял на стреме! И никаких там скандалов, преследований! Как говорят – Бог помог. Выходит, Творец наш тоже на эротику западает?
– О дамах я поговорить не прочь. У всех у нас есть что порассказать об этих то делах. А вот кощунств не приемлю, – Федул посмотрел строго.
– Так ведь Бог ваш нас с сученкой этой снова свел. Взяли мы девку Горчакова. Смотрю – она! Привезли в усадьбу. В ногах валялась, коньяком обливалась, что бы я на нее вспрыгнул! Пришлось ударить даму в целях самообороны.
– Хорошо, что хоть жизни не решил, – пробубнил святой отец. Тебе, парень, только мясником работать.
– Свят ты Савватий, до противности. Не нравятся мне тихие да чистые, – Альберт зыркнул на ближайшего соратника плохими глазами. Завтра, сильно надеюсь, трагически погибнет вместе с Храмом, фигурально говоря, еще один праведник, поводырь заблудших. Страдальца нашего Горчакова, взорвавшего национальную святыню, накроют на месте преступления. А с придурком Ласкером по пути в аэропорт случится несчастный случай. Вот такая награда ждет этих милых пытливых ребят. Ума ни приложу, что им дались нравственные ценности, слабожильным? – Пальцев лихо сплюнул на пол, что не позволял себе с времен пребывания в местах заключения. Борясь с волнением, он накачивал в себе урловую удаль. – Второй раз сам в петлю лезет! Телемарафона ему мало. Фуфло! Бендер попал под лошадь, а этот под Храм! Он расхохотался, обнаружив изрядное опьянение.