Ознакомительная версия.
Я почувствовал вдруг странное онемение между лопатками, обернулся и не сдержал крика.
Так близко живого изрода я видел впервые.
На меня не мигая, в упор, смотрели желтые, с вертикальными зрачками глаза. Изрод чуть присел, готовясь к прыжку, растопырил лапы, ощерил пасть. Из глотки его вырвалось клокотание, на клыках заклубилась пена, закапала на мундир.
Несколько долгих мгновений мы неподвижно стояли друг против друга. Не выдержал я. Отпрыгнул назад, метнул клинок, одновременно сдирая с плеча автомат. С тем же успехом я мог вообще не двигаться. Дуло автомата смотрело в землю, а желтые клыки уже клацнули у горла, обдало смрадом, острые когти рванули камуфлу. Автомат отлетел в сторону. Я не устоял на ногах, опрокинулся, увлекая за собой изрода. Спасло футбольное прошлое: чудом мне удалось в воздухе перевернуться и упасть всей тяжестью на изрода, а когда тот, взвизгнув от боли, ослабил хватку, вырваться из цепких когтей.
Я вскочил на ноги, от души приложился башмаком к оскаленной морде и, подвывая от охватившего меня ужаса, побежал к винтокрылу так, как никогда в жизни не бегал, потому что никогда еще не приходилось мне ощущать на своем затылке жар зловонного дыхания твари, при виде которой у человека возникает лишь одно желание – убить.
Я скорее догадался, чем услышал, что кричит Малыш Роланд, и бросился на землю.
Автоматная очередь разорвала изрода пополам, отшвырнула, смяла, но загнутые черные когти продолжали скрести землю и неистребимой ненавистью горели желтые глаза. Не помня себя, я принялся ногами месить безжизненное тело врага, вкладывая в удары охватившую меня ярость и запоздалый страх и что-то еще, что испугало бы меня, отдавай я себе отчет в том, что делаю.
Подоспевший Малыш Роланд попытался оттащить меня, привести в чувство тумаками. Я вырывался, рычал, видел шевелящиеся губы Малыша Роланда, но смысл слов не доходил до сознания. Во мне бесновался яростный зверь. Наконец зверь стал успокаиваться, я снова стал человеком и дал увести себя к машине, неуверенно попытался улыбнуться непослушными чужими губами, но улыбка не получилась, а слова застряли в горле, когда я увидел поверх плеча Малыша Роланда, как выползает из-за холма бронетранспортер, а чуть подальше еще один.
– А вот теперь влипли, – прохрипел я.
Первый снаряд разорвался совсем рядом, осколками перебило штангу упора и изрешетило борт. Третьего выстрела изродам не понадобилось бы, замешкайся Малыш Роланд со взлетом хотя бы на пару секунд. Но Малыш Роланд не замешкался, «Клюван» был уже высоко и взял курс на дзонг Оплот Нагорный.
Строфа 7
Вот только этого мне не хватало!
Девица падала прямо на меня, голая по пояс, с закрытыми глазами, выставив перед собой руки. Я едва успел подхватить ее за плечи. Никогда не терявшийся Камерзан с готовностью и восторгом схватил ее за ноги.
– Уносим! – радостно проорал он. – Пока не отобрали! Дорогу, судари мои, дорогу! Девушке плохо!
Он ринулся в проход, действуя ногами девицы как тараном, и мне, чтобы не разорвать ее пополам, пришлось бежать за ним.
– Черт знает, что творится! – ликовал Камерзан. – Басилевс молодчина! Один указ – и все заморское – фьюить! Бинокля, правда, жалко. Зато с барышней подфартило. Первым делом – искусственное дыхание, – бодро строил он планы. – Да пропустите же! Дышать придется мне, потому что ты куришь. Осторожно!
Девица в сознание не приходила. Мы прорвались в невообразимой кутерьме почти до выхода, но там стоял, загораживая проход, сохраняющий полное спокойствие Лумя Копилор. Всеми своими двадцатью четырьмя руками он сдерживал натиск паникующей толпы.
– Спокойствие! – кричал он, и голос его странным образом перекрывал вопли всех остальных. – Сохраняйте спокойствие! Исчезло только то, что было изготовлено в Заморье, то есть то, чего никогда не существовало. Да здравствует басилевс! Собрание продолжается. Сейчас мы как никогда раньше должны проявить единство и сплоченность и провести единодушное голосование. Не толпитесь, бюллетеней хватит на всех.
Камерзан взревел и ринулся вперед, поудобнее перехватив ноги девицы.
– Побереги-и-ись!!!
Пол ушел вдруг у меня из-под ног, я споткнулся и опрокинулся на спину, не выпуская девицу. Сверху посыпалась какая-то труха, многоголосый вопль ужаса взвился к потолку.
– Землетрясение!
– Землетрясение!!
– Землетрясение!!!
– На улицу!
– Окна, откройте скорее окна!
– Да пропустите же!
За первым толчком последовал еще один. Зазвенело стекло. Откуда-то доносился мощный низкий гул. На меня еще кто-то упал. Зажатый телами, я видел только дверь и размахивающего руками Лумю Копилора, которого не обескуражило даже землетрясение. В руках у Луми появился мегафон. Свет погас, и в тишине раздался многоваттный голос Копилора:
– Внимание! Толчки сейчас прекратятся, ничего не бойтесь, здание построено давно, еще до реформ.
Толчки и в самом деле прекратились, а голос Копилора звучал успокаивающе.
– Будьте патриотами, не жалейте о том, что потеряли то, чего у вас никогда не было. Голосуйте организованно, женщин пропустите вперед. Идите на мой голос.
Мимо меня, наступая на руки, потянулись к выходу люди. Говорили все почему-то шепотом. Когда зажегся свет, в зале осталось совсем немного народа. Со смущенными смешками проходя мимо невозмутимого вежливого Копилора, каждый опускал свой бюллетень в урну.
– Судари, за вас я брошу бюллетени сам, – заботливо предложил Лумя, когда мы с Камерзаном проносили мимо него девицу. – Где знахарская, не забыли?
– Не забыли, – проворчал Камерзан. – Ну жук! Ну ловчила!
И было непонятно, то ли осуждает он, то ли завидует. Наверное, завидовал.
В длинном институтском коридоре исчезли висящие под потолком заморские мониторы, остались лишь вбитые в стену ржавые отечественные костыли. Под ногами расползался и таял заморский линолеум.
Приговор девчушки-знахарки был прост и понятен:
– Голодный обморок. Сейчас нашатырь, а через полчаса – плотный обед и стакан красного вина. А вам, милейший, – обратилась она к сухонькому старичку в клетчатом костюме, с потерянным видом сидящему в углу на табуретке, – придется еще посидеть.
Клетчатый старичок обеспокоенно заерзал.
– Найн сидеть! Никак не можно. Тридцать пять лет тому давно я у вас уже сидеть три год. Мне надо на хаус, а ваш геноссе сказать, что мой хаус и мой страна никогда не существовать. Пфуй!
Не обращая на него внимания, знахарка занялась нашей девицей, сунула ей под нос ватку с нашатырем, тоже же ваткой протерла виски, заботливо прикрыла грудь простыней. Девица начала оживать, щеки порозовели, она открыла глаза и фыркнула.
Ознакомительная версия.
