— Вы уверены, что мой рассказ не слишком скучен? — спросил он, как только мы вновь заняли прежние стулья, и это конечно же, была только игривость. — Но ладно, продолжим. Так вот, чтобы результат поведения был продуктивен, всякое живое существо должно быть достаточно информировано о происходящем вокруг. Этот контакт осуществляется посредством органов чувств. Причем раздражители у каждого вида свои. Для человека, например, основной посредник, связующий с внешним миром, — это зрение. Ну, хорошо, вот, зрение… глаза… Всякий человек, получавший в средней школе по биологии не одни только тройки, знает, конечно, что видит не глаз, а «видит» мозг. Глаз только принимает световой импульс. Свет, проникая в глаз, попадает на светочувствительный экран, сложенный из тысяч светочувствительных клеток, вызывает в клетках фотохимическую реакцию, которая преобразует световую энергию в нервное возбуждение, ритмические нервные импульсы передаются по проводящим путям в соответствующие центры головного мозга, где и складывается единая картина. То же звук, — это всего лишь быстро чередующиеся волны высокого и низкого давления, которые вызывают колебания барабанной перепонки в ухе, а та передает сигнал в мозг. А напомнил я об этом с одной только целью: поставить как бы маленький акцент на механистичности, технологичности живых конструкций. А сколько минут должна быть программа?
— Мы работаем в пятнадцатиминутном формате. А если еще отбросить рекламный блок, то чистого времени нам отводится, — тринадцать минут.
— Ага! Тогда, собственно, и не начав, будем закругляться. Итак, поведением живого существа управляют внешние стимулы. Но внешним стимулам несть числа, животное же из всей информации о внешнем мире, которую предоставляют его органы чувств, использует в конкретный момент только часть. Это зависит от того, чем занято животное в данный момент. Ибо в определенных условиях часть информации становится неэффективной, ненужной, и мозг, сопоставляя полученные данные, устанавливает иерархию их значимости.
— Просто какая-то машинерия, — не удержался я. — Выходит, что животные — это какие-то рефлекторные машины, биороботы…
— Если назвать живые существа биороботами, машинами, то машины эти сконструированы с чрезвычайной многосложностью, и работа в них происходит непростая. Ведь все зависит не только от степени эффективности стимула, но и состояния, в котором находится живое существо в каждой новой точке времени и пространства. Когда же учесть, что состояния эти непрестанно меняются, очевидной становится трудность овладеть технологической схемой. Но может быть схемы-то, технологии производства нам и не надо?
— А что же надо?
— А надо… попытаться познать мир, в котором живем. Надо потщиться понять причины, происходящих вокруг тебя явлений. И, если не задирать нос, не возносить себя, человека, на дурацкий пьедестал царя природы, сложенный из социально-историческо-моральных булыжников, может быть тогда снизойдет, скажем, на наш народ всепобеждающее озарение. Это все.
— Все? Ну что же, большое спасибо за этот краткий, но занимательный экскурс в область таинственную и многообещающую, — я повернулся к объективу камеры, оператор нажал на трансфокатор для того, чтобы в финальной студии план ведущего вышел крупным. — Вот в таких условиях пребывает сегодня наша наука и такие задачи она перед собой выдвигает. В следующем выпуске нас ждет встреча с цирковой семьей Никитиных-Чинизелли, потомственных дрессировщиков медведей. До встречи на этом же канале через неделю. Всего наилучшего!
Митя выключил камеру, снял с нее аккумулятор. Степан погасил свет. Тут же отовсюду стали выползать коллеги Алексея Романова в белых, как и он халатах, с насмешливыми улыбочками на лицах.
— Ну, Алексей, теперь ты у нас телезвезда! — шутили они то ли с сарказмом, то ли с завистью. — Теперь ты, поди, и руки не подашь.
— Хватит зубоскалить попусту, — отмахивался от их балагурства ничуть не тушевавшийся «герой дня». — Давайте лучше ребят чаем напоим. Маша, у нас там какое-то печенье было…
Но предложение почаевничать нам пришлось отклонить:
— Спасибо преогромное, — расшаркивался я направо и налево, — только нет у нас времени чаи распивать. Нужно срочно в студию катить, — работы не меряно. Но вот как-нибудь встретится и поговорить обстоятельнее (не для камеры, нет) я бы очень хотел. Оставлю адрес-телефон. — Я вырвал из блокнота листок и, нацарапав на нем два ряда крючков, передал его Алексею. — Тут и рабочий, и домашний… А что, ты действительно считаешь, что всякое существование, обитающее на этой планете, — биоробот?
Алексей рассмеялся:
— Что теперь суетиться? У меня вот есть твои координаты, созвонимся, встретимся как-нибудь, все и обсудим.
— И то! — согласился я.
На том и расстались. Ведь нам и в самом деле пора было возвращаться в студию, чтобы вновь приняться за конструирование человеческих моделей, их характеров, их судеб в потоке свежеиспеченного телесериала, требовавшего себе в жертву все больше и больше жизни.
Стандартный интерьер современного офиса: пластиковые панели, подвесной потолок из гипсокартона со встроенными точечными светильниками, пол из ламинированных плит, в углу крохотный фонтанчик в белой пластиковой вазе, увитой пластмассовыми листьями и цветами. За широким серым столом с непременными компьютером, принтером, факсом, двумя телефонами и еще какой-то канцелярской мелочью восседает Гариф Амиров. Несмотря на близкое соседство сразу с двумя телефонными аппаратами, в руках он держит черную коробочку мобильного телефона, тыкая пальцами в крохотные кнопки, набирает номер. Но, так и не закончив эту операцию, делает сброс, отшвыривает чудное модное устройство на стопку каких-то бумаг и вперивается взглядом в окно. За окном с белой металлопластиковой рамой вовсю идет дождь. Журчит, льется вода за окном. Журчит вода в маленьком фонтане в углу. Гариф замер, точно уснул, но глаза его открыты, хоть и абсолютно недвижны.
В этой сонной будто бы умиротворенности внезапным выстрелом раздается мелодичная трель мобильного телефона, — изувеченная механикой цитата из «Кающегося Давида» Вольфганга Амадея. Гариф вздрагивает, молниеносно схватывает аппарат.
— А, это ты… Здорово! Почему это? Очень рад. В какую еще сауну?! Да нет, не пойду я никуда. Да что я, блядей не видел? Я рад за вас. Ну, может, у этих ваших таиландок щель поперек будет. Нет, не пойду. Какой долг? Нет, почему же, помню, конечно. Через пару дней все и отдам. Нет, знаешь, давай в пятницу. В пятницу — верняк. Все до цента. Я не спорю, это последний срок. Нет, что-то меня ломает, не пойду. Нет. Ну, давай. Успешно порезвиться!
