лицо нагрянула искаженная потная рожа в кровоточащих насечках, брызжа в крике слюной. – Ты! Говори! Ты знала, что там мина? Знала?!
– Х-х-х-де? – выкряхтела передавленная гортань.
Дмитрий задыхался, по лицу катился окрашенный кровью пот.
– В раскопе, дура! Знала? Говори! У-у-у-удд-д-душу прям здесь, сволочь!
Она скосила глаза ему за спину.
Черный археолог, шатаясь, поднимался с земли.
Дмитрий отшвырнул полупридушенную девку, бросился к Скворцову, сгреб его за майку, зашатал из стороны в сторону.
– У тебя же был миноискатель! Там фонило? Почему не предупредил, тварь?!
Скворцов качался, глаза закатывались, с разбитой макушки по лицу стекала «авоська», сплетенная из струй крови.
Мажор свалил копателя на землю, принялся остервенело лягать пяткой в грудь.
«На! На! На! Получи!»
Бил так, словно норовил вколотить копателя в каменистый грунт.
Подул ветер, зашумели деревья, дым от костра затянул чаир мутной пеленой.
Возле палатки, принесенная из раскопа егерем, лежала щербатая лопатка.
Если бы туристов, организованно посещающих крымские заповедники, угораздило попасть в этот полдень на чаир Голого шпиля, их глазам предстало бы диковинное зрелище. Нагая девушка, занеся над головой короткую лопатку, медленно парила над землей. Кумачовые волосы ее струились по ветру, разверстый рот изрыгал рычание.
Свирепый образ амазонок проступает в лицах русских женщин во время пьяных бытовых ссор. В порыве гнева женщины используют первое попавшееся под руку оружие, – в основном, кухонные ножи, – и убивают своих мужчин.
Даше Жуковой под руку попалась лопата. Штык ее смаху врезался в темно-русый, коротко стриженый затылок. Дмитрий взмахнул руками и на подламывающихся ногах, боком, как пьяный, ушел в клубящийся дым.
Чаир Голого шпиля
Крым. Наши дни
В лицо льется вода…
«Вставай, Скворцов, надо бежать!»
… КтО Это? КтО эта двшка… почму унее горят влсы? Пожар? Хдея… А? Зязя… Какаятадевуш нзнкома… льеЦЦА вода… выжить!
– Попей… попей воды…
Он сидел, как юродивый на паперти, болтал кудлатой головой, цедил изо рта на колени джинсов вишневую жижу, кашлял и сглатывал обжигающую горечь желудочной кислоты. Сквозь намокшую белую майку проступили ребра и темный пятак соска с пучком волос…
В гуле возвращения к жизни путано доносилось бронхиальное бормотание.
– Плохо тебе?.. Сереж, скажи что-нибудь. Надо бежать, они сейчас вернутся…»
… колени – шарниры – не стопорились, локти – подламывались, ты падаешь чугунно пульсирующим лицом в землю – отжимаешь от себя земной шар – сухие листья клеем крови прилипли ко лбу – руки подломились, земля обрушилась сверху, расплющила щеки и нос… – голая девушка сквозь пламя волос кричит: «Скворцов, уходим, вставай!» – а ты ничего не понимаешь, кто ты, что происходит… голова катится с гулким грохотанием боулингового шара…
– … Цуц – тпу… – Кутфтф мА. ма-Тс ктО?
– Сереж, ты меня слышишь?
– … тыв ты… Шшшшшшшт слуш… – зашем – заш… к-ха-кх-х-х-х-х…
– Бежим! Надо бежать! Сережа, приди в себя!
– Тыхт… О? О – ты? О – ты? Шо самной акх_ абракх_ пра…пра…шо тамвы-палллллзаит?… а! а! к-хак!!! – кхак!!! К-хаккккккк!
Ветер смел с чаира остро пахнущую древесным горением дымь: у кострища открылось ничком лежащее нагое тело.
– Жо… сЛуч… Кыто анимСрызть… ым…? Па-агы…
Даша вдруг стала понимать язык даунов, хомутом надела руку Скворцова себе на шею, становой тягой выжала бессильную тяжесть восьмидесятикилограммового мужчины – у самой ноги подкосились…
«Сереж, ты постарайся сам идти, я тебя не утащу»…
… дошкандыбали до кострища…
Даша отказывалась верить своим глазам – оглушенный юноша угодил лицом прямо в горящий мангал. Мускулистая спина его была припорошена пеплом до загорелых бедер, на которых выделялся белый след от плавок.
Сергей мыкался в немоте – завальцованные губы не лепили слов – «Гдо? Гдо эта?… мыльразззздгарнвызззпрррр паагы!»
Взбрыкнул, освобождаясь от Дашиной поддержки, грянулся на колени, схватил пострадавшего за щиколотки, с бурлачьим стоном выволок из костра туловище, сам завалился на спину в приступе центрифужного головокружения.
На четвереньках пополз в кусты, вернулся с пластиковым бутылем мочи, которую они собирали, чтобы было чем залить костер, вылил содержимое на голову погорельцу. Зашипело, в ноздри шибануло едким аммиаком…
Вдвоем перевернул пострадавшего на спину.
Порывом ветра снесло пепел со вкипевших в щеки, в лоб и глаза седых углей: на них Сергей вылил остатки мочи, осадок слизистый, превративший дымящееся подобие лица в мокрую жужеличную маску.
Раскрылся провал рта, всосав в ворочание языка меж обугленных губ всхлип-вздох, пепел и кашель наизворот, от которого отлипали угольки и отлетали, оставляя в коже прожженные отверстия…
Даша отбежала на полусогнутых – родовой схваткой сжалась промежность, пойманной за горло змеей извернулся пищевод, отрыгнув через зев выкашль едкой кашицы… БББыы-ы-а-а-а! к-ха… к-ха… к-ха… И снова – в болючую спазму промежность, – БББыы-ааа! к-ха… к-ха… к-ха… к-ха…
– Кто… иво… суда… засунул? – все не мог взять в толк Скворцов, как будто это был сейчас самый важный вопрос.
Даша повернула к нему пунцово набрякшее, рвотой вывернутое наизнанку лицо.
– Ну, я, о-о…кха… я ударила этого урода! Тьфу! (сплюнула послед рвоты) Он меня изнасиловать хотел, тебя бил ногами… Но в костер… Сереж, в костер я его не бросала! Это не я! Не я-а-а!
– Ска-а-ажи то-то-тооолком… что случилось?
– Что-то взорвалось в раскопе… – почти нормальным голосом сказала Дарья Жукова.
– Дима этот прибежал, как бешеный… Орал, что там пацаны ранены, гнал их перевязывать…
– Какой д-д-д-Дима?
– Вот он… – кивнула она на обгорелого мажора.
«Он ей уже Дима», подумал Скворцов с вялой ревностью, а сам сказал – уже членораздельно.
– Принеси воды, надо его до-до-дотушить.
Даша сбегала к палатке, вернулась с бутылкой минералки.
– Это последняя…
У Скворцова «ходила» от слабости рука.
«Давай ты», – сказал он.
Перебарывая дурноту, Даша «прокапала» дымящиеся угольки на том, что осталось от обезображенного Диминого лица. Под струйкой промылись запекшиеся глазницы, очистились от пепла ноздри, проступили обугленные «негритянские» губы.
Дашу трясло.
– Нервяк б-бьет, – пояснила она, охватывая себя руками. – Ты сам как?
У Скворцова зрачки уплыли в подлобье, он отвалился.
– Сереж, – бросилась к нему Даша, – водички! Попей.
Глотать было больно, Сергей допил остатки воды, встал, пошатываясь, кивнул в сторону раскопа.
– Что с теми?
Даша перхала – рвотная горечь перечно обожгла гортань.
– Говорю же, что-то…ба… кха-кха… что-то взорвалось там…
– Помоги, голова кружится…
Она подставила плечо, Сергей оперся, вдвоем – санитарка и раненый – поковыляли к раскопу. Открывшаяся за шиповником картина ошпарила мурашками, волоски встали дыбом по телу. Это в кино легко смотреть черно-белую военную хронику – окоп, погибшие солдаты. Вживую, в цвете, такое зрелище вынести трудно.
Крым. Чаир Голого шпиля
В затишке под скалой, на маленьком пятачке среди кустов шиповника
