— И все же, — сказал я, — я должен прочитать эту рукопись.
— Ларин тебе не позволит. Разве что когда-нибудь потом, много позже.
— Но если я ее написал, это моя собственность.
— Ты написал ее до операции. — Сери смотрела вдаль, в пахнувший цветами сумрак. — Ладно, завтра я с ней поговорю.
— Если мне нельзя ее прочитать, — сказал я, — может, ты хотя бы расскажешь, о чем там?
— Это нечто вроде фантастической автобиографии. Главным героем там ты или некто с твоим именем. Описано твое детство, как ты пошел в школу, взрослел, вся ваша семья.
— Ну а что в ней такого фантастического?
— Я не могу тебе сказать.
Я на секунду задумался.
— А там сказано, где я родился? В Джетре?
— Да.
— И там так и написано, «Джетра»?
Сери молчала.
— Или там написано «Лондон»?
Сери продолжала молчать.
— Сери?
— Ты назвал этот город Лондоном, но мы знаем, что это Джетра. Там есть и другие придуманные названия.
— Какие?
— Я не могу тебе сказать. — Она снова взглянула на меня. — А откуда ты знаешь про Лондон?
— Это ты сама как-то раз проговорилась. — Я хотел было рассказать ей про свои бредовые видения, но это было как-то не слишком убедительно, даже для меня самого. — А этот Лондон, ты знаешь, где это?
— Да конечно же нет! Ты ведь придумал это название!
— А какие еще названия я придумал?
— Не знаю… Я не помню. Мы с Ларин прошлись по рукописи, стараясь поменять эти названия на настоящие или хотя бы просто известные нам. Но это было очень трудно.
— И сколько же из того, что вы мне рассказывали, соответствует истине?
— Столько, сколько было в наших возможностях. Когда тебя вернули из клиники, ты был просто бессловесным растением. Я хотела, чтобы ты стал тем, кем ты был до операции, но одного хотения для этого мало. Все, чем ты являешься сейчас, создано трудами Ларин.
— Вот это-то меня и пугает, — сказал я со вздохом.
Я смотрел на полого уходящую вверх лужайку и дальше, на другие коттеджи. Большая часть их тонула во мраке, но некоторые окна светились. Там жили мои собратья-бессмертники, мои собратья-растения. Интересно бы знать, есть ли там кто-то, кто терзается такими же сомнениями? И знают ли они вообще, что их головы очищены от всего годами копившегося хлама, а потом заново обставлены в соответствии с чьей-то там идеей, что так будет лучше? Я боялся своих мыслей, потому что их вложили мне в голову, а я был продуктом своего разума и действовал в соответствии с ним. Что говорила мне Ларин перед тем, как у меня появился вкус? Не может ли быть, что она и Сери действовали в сговоре, из самых благородных побуждений прививая мне взгляды, которых до клиники у меня не было? Может, и так, а может, и нет, откуда мне знать?
Единственным, что связывало меня с моим прошлым, была эта рукопись; я знал, что буду ущербным, неполноценным, пока не прочитаю свое собственное определение себя.
В тусклом свете затянутой облаками луны окружавший клинику сад казался серым и безжизненным. Мы с Сери гуляли по знакомым дорожкам, уходя от коттеджа все дальше и дальше, но это не могло продолжаться бесконечно.
— Если мне удастся получить эту рукопись, — начал я, повернув назад, — я хотел бы прочитать ее в полном одиночестве. Я имею на это право.
— Не надо больше об этом. Я постараюсь, чтобы ты ее получил. Тебе хватит моего обещания?
— Вполне.
Мы коротко, на ходу поцеловались. Но Сери все еще оставалась какой-то задумчивой, нерешительной. Чуть позднее, уже в коттедже, она сказала:
— Ты, конечно, не помнишь, но до всего этого, до клиники, мы собирались устроить прогулку по островам. А как теперь, у тебя еще есть такое желание?
— Вдвоем? Только ты и я?
— Да.
— А как ты сама? Ты еще не изменила своего отношения ко мне?
— Мне не нравится, что у тебя такая короткая прическа, — улыбнулась Сери и потрепала меня по едва начавшей обрастать голове.
Этой ночью Сери уснула почти мгновенно, а мне никак не спалось. На острове, где я в каком-то смысле провел всю свою жизнь, царили тишина и покой. Внешний мир, как рисовали его Сери и Ларин, был полон шума и суеты, кораблей, автомашин и многолюдных городов. Мне страстно хотелось познакомиться со всем этим, увидеть величавые бульвары Джетры и нагромождения ветхих домишек на окраинах Мьюриси. Лежа в постели, я представлял себе мир, окружающий Коллаго, бескрайнее Срединное море и бессчетные острова. Представляя их себе, я их творил. Творил измышленный пейзаж, который я мог принять на веру. Я мог вместе с Сери отправиться с Коллаго и скитаться потом по островам, изобретая и природу, и туземцев с их туземными обычаями на каждом из них поочередно. Передо мною стояла увлекательнейшая задача, и я был готов ее решить.
То, что я знал о внешнем мире, было подобно тому, что я знал о себе. С веранды нашего коттеджа Сери могла показать мне близлежащие острова; она могла сказать, как они называются, показать их на карте, подробно описать их сельское хозяйство, промышленность и нравы, и все равно, лишь увидев своими глазами, я мог сделать их чем-то более реальным, чем далекие объекты, случайно вовлеченные в круг моего внимания.
Вот таким же был для себя и я: далекий объект, нанесенный на карту и подробно описанный, но ни разу еще мной не увиденный.
Прежде чем изучать острова, мне требовалось изучить самого себя.
Утром Ларин принесла долгожданную новость, что через пять дней меня выписывают. Рассыпаясь в благодарностях, я напряженно ждал, не положит ли она на стол машинописную рукопись. Но если рукопись и была при ней, то так и осталась у нее в сумке.
Потом начался обычный утренний урок, и мне пришлось смирить свое беспокойство. Теперь я знал, что некоторая забывчивость засчитывается мне в плюс, и намеренно ее демонстрировал. За обедом мои наставницы тихо, так что мне не было слышно, беседовали, и в какой-то момент мне показалось, что Сери передала Ларин мою просьбу. Однако потом Ларин объявила, что у нее много дел в главном корпусе, и ушла, оставив нас одних.
— А почему ты не идешь купаться? — спросила Сери. — Хоть немного развеешься.
— Так ты спросишь ее или нет?
— Я же говорила, не нужно мне напоминать. Я сама все помню.
Я послушно встал и пошел к бассейну. Вернувшись в коттедж, я не увидел там ни Сери, ни Ларин. Голова у меня совсем не думала, делать мне было нечего, поэтому я выписал у охранника пропуск и пошел в город. Погода стояла теплая, улицы были забиты людьми и машинами. Я наслаждался гомоном и неразберихой, столь отличными от уединенной тишины моей внутренней жизни. Я знал от Сери, что Коллаго — остров совсем маленький, малонаселенный, лежащий вдали от основных путей судоходства, и все равно на мой неискушенный взгляд он казался едва ли не центром мира. Если таков был один из образчиков современной жизни, во мне разгоралось желание увидеть ее во всей полноте.