— В Марсианской республике не бывает нестандартизованных стрессовых ситуаций, — твердо сказала Мария, повторив фразу из учебника по истории колонизации Марса. — Я люблю Сола.
— Аминь, — пробормотал генетик, взял из руки программиста дискету с заключением и протянул Марии. — Вы свободны.
Программист хмыкнул и забарабанил пальцами по пульту.
— Вы свободны, — повторил генетик.
И Мария пошла к выходу, понимая только одно: скоро она станет женой. Женщиной. Матерью…
— …а душа твоего мужа, Мария, — закончил свою речь Его Высокопреосвященство, — пребудет в мире.
Епископ встал, и Мария поднялась с колен. В храме было холодно, но она дрожала не поэтому.
— Я не должна была отпускать его па Землю, — сказала она. — Но он так мечтал… Святой отец, — решилась Мария задать вопрос, казавшийся ей кощунственным, — неужели расчет выше любви?
Епископ, протянувший уже руку для поцелуя, отдернул пальцы.
— Не богохульствуй! — строго сказал он.
— А вы, святой отец, — продолжала Мария, стоя перед епископом и чувствуя, как поднимается из глубины ее христианской души волна протеста, — а вы, святой отец, когда изменится ваша фаза, станете раввином и будете читать по субботам Тору, а потом, в новой фазе, подниметесь на минарет и воздадите хвалу Аллаху? Да?
— Такова цена нашего спокойствия, — кивнул епископ. — Тысячи лет мир сотрясали религиозные войны, они и сейчас сотрясают Землю с новой, невиданной прежде силой. И только здесь, на Марсе, благодарение Всевышнему, нам удается сохранить этот оазис, поскольку каждый из нас периодически переходит от одной конфессии к другой, это заложено в нас генетически и позволяет иудею быть терпимым к мусульманину, христианин мирно живет с иудеем, ибо каждый знает, что настанет время, и он сам…
— Значит, расчет выше любви?
— Мария, — сурово сказал епископ, — после вечерней молитвы ты придешь на исповедь. Наши с тобой ритмы не синхронизованы, и потому не я, когда изменится твоя фаза, буду твоим раввином. Но я надеюсь, что он даст тебе верный совет. Ты должна выйти замуж, это обязанность каждой женщины твоего возраста.
Он помолчал.
— А расчет, — сказал он, — не выше любви, нет. Расчет и есть сама любовь.
Он повернулся и вышел, не попрощавшись.
Дома Марию ждал Абрахам, лишь сегодня вернувшийся с Земли.
— Прими мои соболезнования, — сказал он. — Сол был хорошим человеком.
— Тебе понравилось на Земле? — спросила Мария и поставила перед гостем чашку с бризановым молоком.
— Как может на Земле понравиться? — удивился Абрахам. — Там воюют. Там убивают. Там живут фанатики. Но раз в жизни там побывать необходимо.
— Почему ты не отсоветовал Солу лететь? — спросила Мария. — Ты же знал, как и я, что его ритм нестабилен и любой стресс может…
— Я не помню. — Абрахам отвел взгляд. — Я ведь тогда был в другой фазе… Почему не отсоветовала ты?
— Я? Он был так счастлив, что летит, что, кажется, я просто забыла о том проклятом предупреждении. Семь лет все было в порядке.
— Если забыла ты, его жена, то как мог помнить я, его друг? — спросил Абрахам.
— Ты помнил, — жестко сказала Мария. — Ты помнил, когда был Ибрагимом. Помнил, когда был Абрамом. И не сказал ничего. Более того. Ты был с ним там… на корабле. Что сделал ты, чтобы Сол… Ты ничего не сделал. И я скажу тебе — почему.
— Почему? — растерянно спросил Абрахам.
— Потому что твой ритм четко синхронизован, тебе не страшны никакие стрессы, ты давно смотришь на меня с вожделением, и ты ждал этого момента, ты надеялся, что Сол сломается, и ты дождался, и теперь ты пришел ко мне, чтобы…
Она выпалила фразу на одном дыхании, и у нее не хватило воздуха, чтобы закончить мысль. Абрахам кивнул.
— Да, — сказал он. — Все так. Я тебя люблю. Всегда любил. Мой конфессионный ритм синхронизован с твоим, как и ритм Сола. Но в отличие от него я человек надежный. До конца. Я ждал тебя много лет.
— Ты рассчитал, — сказала Мария, — и думаешь, что рассчитал верно.
— Я ничего не рассчитывал, — возразил Абрахам. — Я люблю тебя.
— Расчет и есть любовь, — пробормотала Мария.
— Так ты согласна?
— Не знаю… Мне кажется сейчас, что умер лишь Сол, а Шломо и Салман живы. А потом мне будет казаться, что умер Шломо, а Сол с Салманом ждут меня…
— Их нет. Никого. Слышишь? Никого из них больше нет!
— Когда я поверю в Аллаха, — сказала она, — ко мне придет Салман. И убьет Ибрагима. И ты думаешь, что Абраму поздоровится, когда Шломо вернется к Маре? Уходи, Абрахам.
— Ты, христианка, ждешь момента, чтобы стать еврейкой? — Это был последний козырь, и Абрахам был уверен, что он подействует. Можно спорить с реальностью, но невозможно перехитрить генетическую программу.
— Я… Да. Сол умер, и для меня все кончено, но пусть хотя бы Мара и Мирьям будут счастливы.
Абрахам покачал головой. Больше слов у него не было. Он повернулся и вышел. Все прахом, с тоской думал он. Может быть, получится у Ибрагима? Или у Абрама?
Он сжал кулаки. Он не хотел, чтобы у них получилось!
— Я убью тебя! — пригрозил он Ибрагиму.
— Я убью тебя! — сказал он Абраму, которого не помнил. Вернувшись домой, он прошел в ванную комнату и достал из шкафчика бритву. Сел на край ванны и прислушался к своим ощущениям. Он ждал Ибрагима.
Главное — успеть.
Он все-таки запустил стартовую программу.
Я понял это, когда галактика Тюльпана погасла, будто ее и не было. Я занимался в этот момент исследованием вспышек звезд позднего класса, которых было много именно в этой галактике. Он знал, с чего начать, чтобы сразу показать свое превосходство.
И, естественно, он заблокировал выход. По его мнению, я был обречен. Стартовая программа сначала стирает все игровые ситуации и, наверное, уже сделала это, я ведь никогда не интересовался играми. Потом конфигуратор принимается за визуальный фон, и в этом я только что убедился, потеряв навсегда объект исследований. Что дальше?
Исчезло скопление, к которому принадлежала галактика Тюльпана, и я остался в бесконечной пустоте, до ближайшего звездного мира было не меньше десятка мегапарсек, и я не мог их преодолеть, поскольку нужная мне утилита тоже оказалась стерта.
Я умру, когда конфигуратор доберется до ядра системы. Если будет исковеркан видеоблок, я ослепну, и ждать этого осталось недолго. Затем настанет очередь жизнеобеспечения, и я перестану дышать. Все.
И у меня почти не оставалось времени, чтобы придумать выход.
Я знал, что он меня ненавидит, но не до такой же степени! Мы были соперниками, и в вопросах создания искусственного интеллекта я всегда опережал его. Что ж, теперь у него не будет конкурентов.
