Ник схватился за стеллаж и потряс его. Тот зашатался и загромыхал так, будто вот-вот развалится. Штуковина была кое-как сделана из связанных бечёвкой ножек стульев, велосипедных колёс, балконных решёток — словом, из всякого хлама, попавшегося под руку.
— Полезем по левой стороне, — сказал Ник. — У него тогда угол обстрела будет хуже.
Поначалу карабкаться было нелегко, но мальчики быстро наловчились. Когда они миновали ракетные двигатели, пацан выстрелил опять, но пуля врезалась в ржавую кроватную спинку — часть стеллажа. Упавшая сверху пустая гильза стукнула Джонни-О по макушке.
— Никогда не слышал, чтобы патроны переходили в Междумир, — сказал пострадавший. — Во всяком случае, сами по себе. Как думаешь — их сэктосдёрнули?
Ник решил держать своё мнение при себе, хотя теперь он был почти уверен, что Зак-Потрошитель найден.
Ещё один выстрел «в молоко», и снайпер захлопнул люк, так и не выглянув наружу. Ник и Джонни-О продолжали восхождение, стараясь не смотреть вниз.
— Если упадём, — сказал Ник, — то всего лишь приземлимся на мёртвое пятно. Ничего страшного.
— Ага. Если не промахнёмся.
— Может, нам повезёт приземлиться на Кудзу, — выразил надежду Ник — пёс снова зашёлся в лае.
По мере приближения к верхушке стеллажа, тот становился всё тоньше, карабкаться было всё труднее и труднее. Но наконец ребята добрались до закрытой двери. Потрошитель не показывался.
— Придётся ломать дверь, — сказал Джонни-О.
— Нет. Это герметичный люк; если он закрыт, снаружи в него никак не проникнуть.
— И что нам теперь делать? — крякнул Джонни-О. — Так и дадим ему там сидеть? Да он никогда оттуда не выползет!
Ник поискал взглядом обзорное окно шаттла, но не нашёл. С этой стороны вообще не было никаких окон, так что Потрошитель не имел возможности наблюдать за непрошенными гостями.
— Видел когда-нибудь, как черепаха прячется в свой панцирь? — спросил Ник. — Как заставить её высунуться наружу, знаешь?
Джонни-О пораскинул мозгами и понял, к чему ведёт Ник. Вопрос был: как долго им придётся ждать? Как долго смогут они без единого звука цепляться за стеллаж?
Послесветы способны пережидать время бесконечно, со сверхъестественным терпением, правда, при этом они, как правило, подбирают себе какое-нибудь приятное занятие. Оно может быть таким простым, как прыганье через скакалку, или таким сложным, как шахматный марафон — кому что нравится. Однако сидеть тихо, как мышка, на верхушке халтурного стеллажа — от этого даже у самого терпеливого послесвета съедет крыша.
Джонни-О по временам открывал рот, чтобы задать очередной вопрос или просто пожаловаться на свою горькую судьбу, но Ник успевал шикнуть на него до того, как тот издавал хоть звук. Наконец, даже Кудзу либо забыл о них, либо решил, что они теперь — часть стеллажа; во всяком случае, пёс перестал лаять.
Солнце село. Солнце встало. Медленно прошло по небу. Миновал полдень. Черепаха с ружьём не высовывалась из панциря. Ник, однако, решимости не утратил. А вот Джонни-О начал подозревать, что либо Потрошитель использовал свою монету и испарился на тот свет, либо решил больше никогда не покидать своё убежище.
Однако под вечер осаждающие услышали звяканье металла, и небольшой круглый люк начал открываться. Образовалась узенькая щёлочка — всего в дюйм шириной, едва достаточная, чтобы Потрошитель мог выглянуть наружу — но этой щёлочки нашим героям вполне хватило. Ник мгновенно сунул в неё пальцы и крикнул Джонни-О:
— Хватай его! Шевелись!
Потрошитель попытался захлопнуть дверь, но пальцы Ника помешали. Джонни-О ухватился за край люка и рванул изо всех сил. Люк распахнулся, и оба парня ввалились внутрь, сбив с ног Потрошителя — тот непрерывно сыпал многоэтажными ругательствами.
Палуба челнока была крохотной и очень загромождённой. Всё это здорово сбивало с толку, поскольку находилось в вертикальном положении: взлётные кресла, например, крепились к стене, а не к полу. Обзорный иллюминатор с тонированным стеклом располагался прямо над головой, и оттуда лился приглушённый свет.
— Убирайтесь! — визжал Потрошитель. — Это моё место! МОЁ!
Он кинулся было на визитёров в драку, но увидев чудовищных размеров кулаки Джонни-О, вытаращил глаза и быстренько уполз за кресло. Однако в таком ограниченном пространстве удирать было особенно некуда.
— Мы не хотим причинить тебе вред! — заверил его Ник.
— Это ты не хочешь! А я хочу! — завопил Джонни-О, пытаясь дотянуться до Потрошителя, но на пути его кулаков стояло кресло, а тот, кому предназначались эти кулаки, всё время уворачивался.
Пока Джонни-О и Потрошитель играли в кошки-мышки, Ник воспользовался моментом, чтобы оценить ситуацию.
Потрошителю на вид было лет тринадцать. Он носил серую форму армии конфедератов, включая и нелепую шапчонку. По всей палубе было раскидано самое разнообразное оружие, до которого Потрошитель всё время пытался дотянуться, но Джонни-О успевал отбросить его ногой подальше. Оружие не относилось ко временам Гражданской войны, оно всё сплошь было последних марок: современные автоматические винтовки, пистолеты, даже пулемёт, а уж о бесчисленных патронах и магазинах и говорить не стоило. Этот парень, возможно, и умер во время Гражданской войны, но арсенальчик у него — самый что ни на есть модерновый.
— Оставьте меня в покое, — орал конфедерат, — или я вам руки поотрываю!
— Только попробуй! — взревел Джонни-О, наконец добравшись до своего противника. Потрошитель попытался высвободиться из объятий Джонни-О, но руки у того были мускулистые и сильные. Тогда конфедерат сделал такое, чему бы Ник никогда не поверил, если бы не увидел собственными глазами. Потрошитель проник рукой сквозь физиономию Джонни-О и... вырвал из его головы мозг.
Джонни-О застыл в шоке. Ник ошалело глазел на это зрелище.
Мозг.
Вот он, в руках у Потрошителя.
Исайя, выходит, был прав.
Мозг Джонни-О выглядел, однако, не как настоящий мозг, а как его пластиковая модель: на нём печатными буквами было написано, за что отвечает та или иная часть извилин — наверно, такую модель Джонни-О видел в школе или ещё где. Это была память о мозге, и Потрошитель держал её в руке, словно гигантский грецкий орех.
— А-а-а-а-а-а-а! — взвыл Джонни-О в таком ужасе, какой может охватить тебя исключительно в том случае, если ты видишь пред собой собственные мозги. — Отдай сейчас же! Отдай!
Хотя «операция» не причинила парню никакой боли, но что-то во всём этом было фундаментально, ошеломительно не укладывающееся в голове. Дело не столько в том, чтобы наблюдать со стороны собственный мозг, сколько в том, что само твоё сознание теперь действительно «не укладывалось у тебя в голове», но при этом между ним и твоим телом продолжало оставаться что-то вроде беспроводной связи. Для Джонни-О это ощущение было куда хуже любой боли.
