— Там.
— В развалинах?
— Да.
— Под землей?
— Да.
— Сколько вас там?
— Сколько нас… сколько?
— Я спрашиваю, сколько вас там живет? У вас там большой поселок?
Мальчик ничего не ответил. Хендрикс нахмурился.
— Но ты же здесь не один, сам по себе? Не так ли?
Мальчик кивнул.
— Чем же вы живете?
— Там есть еда.
— Какая еда?
— Всякая.
Хендрикс внимательно посмотрел на малыша.
— Сколько тебе лет, сынок?
— Тринадцать.
Это было невозможно. Хотя… кто знает? Мальчик был худым, да и в росте несколько поиздержался. И, вероятнее всего, он был стерилен из-за длительного воздействия радиации. Неудивительно, что он такой маленький. Его руки и ноги походили на палки для чистки труб — шишковатые и худые. Хендрикс тронул руку мальчика. Кожа была сухой и шершавой — вероятно, тоже результат радиации. Он нагнулся и посмотрел ребенку в лицо. На него смотрели пустые и темные глаза.
— Ты слепой? — с содроганием спросил Хендрикс.
— Нет. Кое-что я вижу.
— Но как тебе удается избегать «когтей»?
— Когтей?
— Ну, этих круглых металлических штуковин, которые повсюду бегают и зарываются в землю.
— Не понимаю.
Возможно, поблизости «когтей» вообще не было. Довольно большие пространства были свободны от них. Механизмы большей частью собирались вокруг бункеров, поближе к людям. Эти роботы были спроектированы так, чтобы чувствовать тепло — тепло живых существ.
— Тебе повезло, приятель, — сказал Хендрикс, выпрямившись. — А куда же ты идешь?
— Можно мне пойти с вами, сэр?
— Со мной? — Хендрикс сложил на груди руки. — Но мне предстоит очень долгий путь. Много миль. И мне нужно спешить. — Он взглянул на часы. — Я должен добраться засветло.
— Мне бы очень хотелось пойти с вами, сэр.
Хендрикс порылся в своем ранце.
— Не стоит тебе идти со мной, малыш. Вот, возьми… — С этими словами он протянул ребенку пару консервных банок. — Бери их и возвращайся к себе. О’кей?
Мальчик молчал.
— Я буду возвращаться этой же дорогой. Через день, а может быть, через два. Если ты подождешь, когда я буду возвращаться, вот тогда ты сможешь пойти со мной. Ну. договорились?
— Мне хотелось бы пойти с вами теперь.
— Дорога у меня трудная.
— Но я не боюсь ходить пешком.
Хендрикс неловко переступил с ноги на ногу. Двое людей — очень хорошая мишень. И к тому же с мальчишкой придется идти гораздо медленней. Но если он будет возвращаться к себе совершенно другим путем? Что тогда? И если этот мальчик на самом деле совершенно одинок…
— О’кей! Пойдем вместе, малыш.
Хендрикс шел широким шагом, но мальчишка не отставал от него. Он по-прежнему прижимал к груди медвежонка.
— Как тебя зовут? — спросил майор немного погодя.
— Дэвид. Дэвид Дерринг.
— Дэвид? Что… что же случилось с твоими матерью и отцом?
— Они умерли.
— Как?
— Во время взрыва.
— Когда это случилось?
— Шесть лет назад.
Хендрикс сбавил шаг.
— И ты все эти шесть лет был один?
— Нет. Я был с другими людьми, но они потом ушли.
— И с тех пор ты один?
— Да.
Хендрикс внимательно посмотрел на мальчика. Он был каким-то странным: говорил очень мало, как-то отрешенно. Но, возможно, такими они и были — дети, которые смогли выжить среди этого ужаса. Тихими. Стоическими. Какой-то странный фатализм владел ими. Для них не было ничего неожиданного. Они могли перенести что угодно. Таких, пожалуй, ничем не удивишь. Обычаи, привычки — все эти определяющие силы обучения исчезли. Остался один только грубый опыт.
— Я иду не слишком быстро для тебя, малыш? — участливо спросил Хендрикс.
— Нет.
— Как это тебе удалось увидеть меня?
— Я ждал.
— Ждал? — Хендрикс был озадачен. — Чего же ты ждал?
— Хотел поймать что-нибудь.
— Что именно?
— Что-нибудь, что можно было бы съесть.
— О!
Хендрикс скривил губы в печальной гримасе. Тринадцатилетний мальчик, основным пропитанием которого были крысы, суслики и протухшие консервы. В какой-нибудь дыре под развалинами города, полного очагов радиации и «когтей», с русскими пикирующими минами над головой…
— Куда мы идем? — вдруг спросил Дэвид.
— В русские окопы.
— К русским? — в голосе мальчика просквозил интерес.
— Да, к нашим врагам. К тем людям, которые начали эту войну и первыми применили радиационные бомбы. Помни: именно они заварили всю эту кашу.
Мальчик кивнул. На его лице опять не было никакого выражения.
— Я — американец. — гордо сказал Хендрикс.
Но мальчик промолчал.
Так они и шли: Хендрикс чуть впереди, мальчик — за ним, прижимая к груди своего плюшевого медвежонка.
Около четырех часов пополудни они сделали привал, чтобы пообедать. Хендрикс развел костер в углублении между бетонными глыбами. Он повыковыривал где можно сухую траву. насобирал кучку сухих веток. Русские окопы были уже недалеко. Вокруг простиралось то, что некогда было дивной долиной — сотни акров фруктовых деревьев и виноградников. Теперь здесь ничего не осталось, кроме нескольких голых пней, гор, которые маячили где-то вдали, на горизонте, да туч пепла, кружащегося на ветру и оседавшего на траву, на развалины домов и то, что когда-то было дорогой.
Хендрикс приготовил кофе и подогрел баранью тушенку.
— Держи! — Он протянул банку и кусок хлеба мальчику.
Дэвид сидел на корточках, его узловатые белые коленки выступали вперед. Он посмотрел на еду и сказал, мотнув головой:
— Нет.
— Нет? Разве тебе не хочется есть?
— Не хочется.
Хендрикс пожал плечами. Возможно, мальчик мутант и привык к особой пище. Впрочем, чепуха: когда он бывал голоден, он находил себе пищу прямо в развалинах! Да, мальчик этот, конечно, странный, но в этом мире многое изменилось… Жизнь стала не такой, как раньше. И никогда не станет прежней. Человечеству рано или поздно придется смириться с этим.
— Ну что ж, как хочешь, — проговорил Хендрикс.
Он сам съел весь хлеб и тушенку, затем выпил кофе. Ел он медленно, размеренно двигая челюстями. Покончив с едой, он встал и затоптал костер.
Дэвид медленно поднялся, следя за ним своими детскими и в то же время старческими глазами.
— Мы идем дальше, малыш, — сказал Хендрикс.
— Хорошо.
Хендрикс снова двинулся в путь, держа винтовку наперевес. Русские должны быть где-то рядом. Майор был внимателен и готов к любой случайности. Конечно, русские ждали ответа на свои предложения, но нельзя было забывать, что они горазды на всякие уловки. Подвох мог поджидать на каждом шагу. Хендрикс внимательно осмотрел окружающую местность. Ничего, кроме развалин и пепелищ; несколько холмов, обугленные деревья. Бетонные стены. Но где-то впереди должен был быть передовой бункер русской линии окопов — передовой командный пункт. Подземный, глубокий, только перископ торчит на поверхности да пара крупнокалиберных стволов. Может, еще и антенна.
