Гэрней неторопливо расхаживал по платформе, радуясь физической силе и жизнерадостности, которые он ощущал в себе. Он был склонен фантазировать и в моменты экзальтации находил мир и интересным, и красивым - вполне достойною оправой для такой драгоценности, как он, Гэрней.
Итак, он шагал по платформе, с интересом вглядываясь в каждую женскую фигуру и ни мало не огорчаясь тем, что поезд запоздал на целый час. Он это предвидел. Ведь и тот поезд, с которым он приехал, без всякой видимой причины, опоздал на полчаса. Если он не захватит поезда в Вэйбридже - ну, что ж, придется пройти пешком семь-восемь миль - не велика беда.
На нижней платформе дожидалось поезда еще человек пятнадцать-двадцать, и Гэрней неожиданно заметил, что эти другие пассажиры уже не разбивались на маленькие группы, по двое - по трое, как прежде, а столпились вместе, по-видимому обсуждая что-то важное и интересное.
Гэрней, замечтавшись, и не заметил, как прошло время, и теперь, взглянув на часы, изумился; он сидит здесь уже два часа, а поезда все нет. Солнце село, но в небе еще догорали лучи заката. Один человек отделился от центральной группы. Гэрней подошел к нему.
- На два часа опоздал, - начал он, вместо представления, и еще раз взглянул на часы.
Незнакомец сочувственно кивнул головой. - Курьезная история! И на станции никаких извещений не получено. Обыкновенно, когда поезд выходит из Плимута, начальнику станции дают знать телеграммой.
- Господи помилуй! - воскликнул Гэрней. - Не уж то же поезд еще не вышел из Плимута?
- По-видимому, так. Говорят, это все чума. В Лондоне, говорят, ужас, что делается.
- Неужели же вы считаете возможным, что поезд вовсе не придет?.
- О! Этого я не думаю. Нет, этого я не думаю, но когда он придет - Бог его знает. Ужасно это не удобно для меня. Я еду в Сент-Айвз. Пешком отсюда - не дойдешь. А вам - далеко ехать?
- Да, в Падстоу.
- Падстоу? - Это тоже не близко.
- Дальше, чем мне желательно было бы идти пешком.
- Я думаю. Тридцать миль, или что-то в этом роде.
- Приблизительно. Вы не знаете, где бы можно было навести справку?
- Не знаю. Страсть, как это неудобно.
Гэрней перешел через рельсы и ворвался к начальнику станции.
- Извините, что беспокою вас, но не можете ли вы мне объяснить - как вы думаете, может быть, этот поезд почему-нибудь вычеркнут из расписания?
- Как так: вычеркнут? - словно обиделся начальник станции. - Почему вычеркнут? Он просто немножко запоздал.
Гэрней улыбнулся. - На два часа, и даже больше - вы это называете: «немножко».
- Да что же я-то тут могу поделать? Вам придется потерпеть..
- А из Плимута вы все еще не получали извещения о выходе поезда? - настаивал Гэрней, не обращая внимания на неудовольствие начальника.
- Нет, не получал; должно быть, оборваны провода. Мы делали запрос, но ответа не добились. Извините, у меня работа…
Гэрней вернулся на нижнюю платформу и присоединился к группе пассажиров, в которой был и говоривший с ним несколько минут тому назад.
Закат догорел; за высокой железнодорожной насыпью всходил бледный молодой месяц. Станционный сторож зажег фонари на перроне, но они еще не горели полным светом.
- Начальник станции говорит, что телеграф не действует - должно быть, провода испортились, - сообщил Гэрней, обращаясь ко всей группе пассажиров: - они не могут добиться ответа.
- Наверно, провода оборваны.
- Или машинист заболел чумой.
- Ну, машиниста можно было взять другого.
- Да, если б было где взять.
- Однако, этак и сюда могут занести чуму.
А почему же нет? Эта страшная мысль тисками сжала сердце Гэрнея. Далекая столица вдруг показалась страшно близкой. Ведь от Паддингона до Лискерда всего шесть-семь часов, езды. Каждую минуту лондонский поезд может прибыть, неся с собой беспощадную заразу. Чего он дожидается? Возле вокзала есть гостиница. Может быть, там найдется экипаж.
- Бухта Константина? Где это? - удивился хозяин гостиницы.
- Возле Сен-Меррина, неподалеку от Падстоу.
- Падстоу? Ехать в Падстоу - ночью - этакую даль? Да что же вы на поезд-то не сядете?
Гэрней пожал плечами.
- Поезд, по-видимому, не придет.
- Ну, плохо дело. Это, наверное, чума. - Содержатель гостиницы, видимо, относился к делу философски, но дать лошадей отказался наотрез.
Гэрней вышел на улицу. Кучка ожидающих на перроне как будто уменьшилась, но уже так стемнело, что трудно было рассмотреть.
- Надо взять себя в руки, - наставительно говорил себе Гэрней. - Помни, спешить нельзя.
По крутому скату к нему бежал человек, и Гэрней, не спеша, пошел ему навстречу. Это был тот самый человек, с которым он давеча разговаривал на платформе.
- Есть что-нибудь новое? - спросил Гэрней.
- Да, получено известие окольным путем, через Сальташ. Так и есть. Везде чума. Они сами не знают, когда ждать следующего поезда…
* * *
Дни вырастали в недели, а поезда все не ходили: Торговля стала; цены на съестные припасы все росли. Рыба имелась на рынке, но не в изобилии, и внутренние города, как Труро и Добин, организовали постоянное моторное сообщение с прибрежными селениями, с целью скупки рыбы прямо на месте, у рыбаков. Но через неделю пришлось обратиться к услугам лошадей, за отсутствием бензина.
А через три недели вошла в обычай система обмена, по крайней мере, между фермерами и рыбаками Корнуэльса. Люди убедились в бесполезности золота, серебра и меди, как знаков обмена, и просто обменивали одни продукты на другие, например, яйца на рыбу. Корнуэльс, может быть, и мог бы прожить таким образом, своими средствами, так как голод и лишения быстро уменьшали его и без того небольшое население, но, в конце концов, чума была занесена и сюда, - пароходом, посланным за рыбой из Кардифа…
ОБРАТНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ ДЖОРДЖА ГОСЛИНГА
Распространение новой чумной эпидемии в Лондоне и, вообще, на земном шаре, и ранних стадиях, сопровождалось приблизительно теми же явлениями, какие наблюдались во время чумы 1665 года. Запертые дома, опустелые улицы, ямы, куда трупы сваливались, как попало, развитие всякого рода эксцессов, различные проявления страха, стойкости и мужества - все это свидетельствовало о том, что человечество, в среднем, очень мало изменилось, в сравнении с семнадцатым веком. Разница всего заметней сказывалась в том, что население Лондона чрезвычайно быстро обнищало и начало голодать. Даже еще до того, как чума достигла Англии, недостаток съестных припасов уже давал себя чувствовать с такою силой, которая наглядно подтверждала правдивость заявления великого экономиста, что Англии не просуществовать и трех месяцев при закрытых дверях.
