— Понятно, — кивнул Джек. — Значит, я должен чувствовать себя польщенным.
Уэр откинулся на спинку кресла и развел руками:
— Ничего подобного. Я вижу, что придется говорить напрямик. Меня вполне удовлетворили способности доктора Гесса, и я могу не беседовать с ним специально, достаточно будет дать ему инструкции. Но с вами мне повезло меньше. Меня удивляет ваша слабость.
— Я не маг, — сказал Джек, сохраняя выдержку. — И если между нами существует какая-то враждебность, следовало бы признать, что не я один тому причиной. Вы позволили себе оскорбления в мой адрес при первой же встрече только потому, что я подверг сомнению оправданность ваших претензий — как того требовала моя работа. Меня не так просто оскорбить, доктор Уэр, но мне легче общаться с теми людьми, которые соблюдают некоторую вежливость.
— Stercor[20], — произнес Уэр. Это ничего не говорило Джеку. — Вы думаете, что я говорю о способности к общению и прочей ерунде. Ничего подобного. Немного ненависти никогда не повредит Искусству, и преднамеренные оскорбления полезны в общении с демонами — лишь немногих бывает полезно улещать; и если человека можно взять лестью, он скорее собака, чем человек. Постарайтесь понять меня, мистер Гинзберг, я не говорю ни о вашей пустяковой враждебности, ни о вашем досадно нерасторопном уме; меня беспокоит ваша заячья храбрость. Во время последнего обряда был момент, когда я видел, что вы готовы покинуть свое место. Вы не почувствовали этого, но мне пришлось вас парализовать, чем я спас вам жизнь. Если бы вы сделали один шаг, то поставили бы под угрозу всех нас, и в таком случае мне пришлось бы бросить вас Мархозиасу, как старую кость. Это не спасло бы обряд, но помешало бы демону сожрать остальных, кроме Ахтоя.
— Кого!?
— Моего питомца Кота.
— О, почему же и не кота?
— Ахтой взят на время. Он принадлежит одному демону, моему покровителю. Не пытайтесь сменить тему, мистер Гинзберг. Если я собираюсь доверить вам важное дело, мне необходимо убедиться, что, когда надо будет стоять на месте, вы будете стоять на месте, независимо от каких-либо зрелищ или звуков, и когда я попрошу вас принять некоторое участие в ритуале, вы исполните все точно и аккуратно. Можете ли вы убедить меня в этом?
— Хорошо, — ответил Джек серьезно. — Я сделаю все, что смогу.
— Но зачем? Ради чего вы готовы пойти на такую жертву? Я не понимаю, что значит ваше «все», пока мне неясны ваши мотивы, кроме сохранения работы — или желания произвести на меня хорошее впечатление. Объясните мне, пожалуйста! Что-то здесь все-таки привлекает вас. Я заметил это с самого начала, но моя догадка оказалась ложной или, по крайней мере, не затрагивала главного. Итак, что же для вас главное? Сейчас настало время, когда вы должны признаться. Иначе я отстраню вас.
Колеблясь между привычной осторожностью и непривычной надеждой, Джек оставил флорентийское кресло и медленно подошел к окну, машинально поправляя галстук. С этой высоты виднелись расположенные у подножия скалы дома Позитано, сдаваемые в аренду, которые примыкали к узкой полосе пляжа, как во многих итальянских пригородах, кишевших свергнутыми королями и «пляжными мальчиками», надеявшимися подцепить какую-нибудь богатую американскую наследницу. Не считая мелких волн и немногих птиц вдалеке, картина оставалась неподвижной, но Джеку почему-то казалось, будто весь берег медленно и неумолимо сползает в море.
— Да, я люблю женщин, — проговорил он тихо. — И у меня есть определенный вкус, который очень непросто удовлетворить, даже за все деньги, которые я зарабатываю. Между прочим, мне постоянно приходится работать с засекреченными материалами — секреты государств и фирм. Это означает, что я не должен давать повод шантажировать меня.
— Поэтому вы отклонили мое предложение во время нашей первой беседы, — заметил Уэр. — Разумно, но в данном случае напрасно. Как вы уже поняли, меня не привлекают ни шпионаж, ни вымогательство — за них я получал бы лишь жалкие гроши.
— Да, но я не хочу всегда быть рядом с вами, — сказал Джек, повернувшись к столу. — И с моей стороны было бы глупостью приобрести новые вкусы, удовлетворение которых зависело бы только от вас.
— Сводничество — так это называется. Будем называть вещи своими именами. Тем не менее у вас есть еще что-то на уме. Иначе вы бы не стали так откровенничать.
— Да… есть. Я подумал об этом, когда вы согласились показать Гессу вашу лабораторию. — Приступ зависти, не менее острой оттого, что все уже прошло, заставил его умолкнуть. Сделав глубокий вдох, Джек проговорил: — Я хочу научиться Искусству.
— Ого. Это уже нечто противоположное.
— Вы сами сказали, что это возможно, — отчаянно заторопился Джек, сознавая, что терять уже нечего. — Я знаю, вы не хотите брать учеников, но я не собираюсь наносить вам удар в спину или отбивать клиентов. Искусство мне нужно только для моих особых целей. Я не могу заплатить вам целое состояние, но у меня есть деньги. Я мог бы читать в свободное время и примерно через год приехать за практическими инструкциями. Бэйнс дает мне годичный отпуск: он хочет, чтобы кто-нибудь из его людей знал Искусство, по крайней мере теорию, только он пока выбрал Гесса. Но Гесс слишком занят своей наукой, чтобы всерьез интересоваться магией.
— Вы терпеть не можете доктора Гесса, не так ли?
— У нас не было открытых столкновений. Во всяком случае, то, что я говорю, правда. Я мог бы быть гораздо лучшим экспертом для Бэйнса, чем Гесс.
— У вас есть чувство юмора, мистер Гинзберг?
— Конечно. Оно у всех есть.
— Ошибаетесь, — возразил Уэр. — Все только утверждают, будто оно у них есть. Я задал вам этот вопрос только потому, что первая вещь, которую нужно принести в дар Искусству, — это дар смеха, и некоторые люди более тяжело переживают его утрату, чем все остальные. У вас оно, похоже, незначительно, и вам придется перенести лишь легкую операцию, вроде удаления аппендикса.
— Непохоже, чтобы вы потеряли свое чувство юмора.
— Вы, как большинство людей, путаете юмор с остроумием. Эти две вещи различаются, как способность к творчеству и ученость. Но как я уже сказал, в вашем случае тут, очевидно, не будет большого затруднения. Однако могут возникнуть другие проблемы. Например, какой традиции вас обучать? Допустим, я мог бы сделать вас каббалистическим магом, что дало бы вам значительные знания белой магии. Что же касается черной, то я могу передать вам большую часть знаний, содержащихся в «Clanteula» и «Lemegefon», исключая весь христианский нарост. Как вы думаете, удовлетворит ли вас это?
— Возможно, если будет отвечать моим основным потребностям, — ответил Джек. — Мне неважно, с чего начинать. Сейчас я еврей только по крови, но не по культуре — и до Сочельника я был атеистом. Теперь я не знаю, кто я. Знаю только, что надо верить тому, что видишь.
