— Есть вопросы?
— Галина Евгеньевна, а у нас во время трансформации что, тоже, как у бабочек, сохраняются жизненно важные органы? Ну, типа сердце и…
Вражья клика заухмылялась, Айрапетян сбился и покраснел.
— Ничего смешного, — строго сказала я. — Очень хороший вопрос, Армен. Сердце, как правило, тоже подвергается трансформации: человеческое сердце не подойдет ни воробью, ни слону, ни даже собаке. (Айрапетян как раз был пастушьей овчаркой.) Но, действительно, нечто жизненно важное при трансформации сохраняется…
Ну и как мы это назовем, Галина Евгеньевна? Что там сохраняется, что не сгорает во вспышке — память, личность? Суть, как говорили наши деды? Мы теперь этого слова почему-то стесняемся, а нового слова, современного и адекватного, нету. Впрочем, если бы ЭТОМУ было нормальное, неэмпирическое название — оно было бы в учебнике биологии. А оборотничество принадлежало бы к числу нормальных, немагических явлений природы, как тот же метаморфоз бабочки.
— Сейчас у нас мало времени, а тема достаточно сложная. Об этом вам подробнее расскужут на занятиях по специальности.
Ага, как же. Пашечка Ламберт расскажет, дожидайся, Галина Евгеньевна.
…Урок окончен, пятерки за работу на уроке расставлены (в том числе Айрапетяну и долговязому Соколову, который сказал про бабочек), домашнее задание задано. Выхожу в коридор. Все под контролем, полет нормальный. Только почему-то в ушах стоит тихий звон, и предметы видятся не совсем там, где они есть на самом деле, как будто я гляжу через призму или перевернутый бинокль. В ранней молодости я однажды с разлету ударилась о витрину — очень схожие ощущения.
В учительской были двое: Наталья и Ламберт.
— Паша, я тебя прошу. Эти проверки не пустая формальность, последствия могут быть лю-бы-ми. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Я буду работать как обычно. Если у них будут вопросы или замечания, пускай обращаются ко мне, я дам разъяснения…
Тихонько шагнув назад, я прикрыла дверь и сделала вид, что меня тут нет и не было. Никак опять проверяющие нагрянули? В самом начале учебного года? Бедная Наташка.
Это, может, в Западной Европе магическое сообщество имеет собственное правительство, строго тайное и независимое от немагического. У нас подобный сепаратизм и невозможен, и не нужен. Символ нашей государственности — двуглавый орел, и правая голова у него никогда не знает, что делает левая, так что полную тайну можно соблюсти и в рамках одного правящего органа. Нашими школами занимается министерство образования (как бы оно ни называлось в конкретный исторический период — хоть наркоматом!), оборотнями, находящимися на секретной службе, занимаются секретные службы, а всеми остальными оборотнями… собственно, никто. Кому оно надо?
Таким образом, появление инспектора в нашей специализированной гимназии — событие естественное и понятное, но от этого не более радостное. Обычно приезжают деловые тетки, которые контролируют соблюдение учебных планов, количество часов, целевое использование выделенных средств и прочую нутоту. В том числе и на занятиях по специальности, то есть собственно трансформации (в нашей спортивной гимназии это уроки физкультуры, что не лишено практического смысла: в классе некоторым из учеников было бы тесно). Умеют ли оборачиваться сами проверяющие? Точно так же, как обычные методисты умеют преподавать: иногда да, но часто — увы, нет. У них другие задачи. Инспектор легко может оказаться обычным, нормальным человеком, который, однако, будет с пристрастием проверять, правильно ли оборотень учит оборотней принимать Облик. А чего вы смеетесь? Бюрократия — оплот цивилизации.
Физкультуру в старших классах, то есть после четвертого, у нас преподают трое. («У нас»?! Ну, Наталья, захомутала вольную птицу…) Один из этих троих — Павел Петрович Ламберт. Тот самый, который непослушных детей в клетки сажает. Бывший спецназовец, практикующий вервольф и прочая-прочая-прочая. В лицо я его Пашечкой не зову и не видела никого, кто бы звал.
Клацнула ручка двери. Ламберт повернулся всем телом — угрюмые глазки просканировали коридор, — быстро и беззвучно, рыскающей лесной походкой двинул к лестнице. Поравнявшись со мной, по-эсэсовски клюнул стриженой башкой:
— Здравствуйте, Галина.
Здравия желаю, ответила я. Про себя, конечно, а вслух бормотнула что-то вежливое. При таких внешних данных ему бы не в школе работать, а сниматься в каком-нибудь сериале про Меченого Бешеного. С матюгами, целомудренно прикрытыми бип-бип-бипаньем, и кровавыми брызгами во весь экран. В роли главного героя или главного злодея — особой разницы между ними по законам жанра не полагается.
То-то радости будет сейчас инспектору…
Наталья, когда я все-таки зашла в учительскую, свирепо курила в монитор. Услышала меня, обернулась, сосредоточилась, улыбнулась. По-настоящему улыбнулась, искренне и радостно, будто это не она только что собственноручно ставила клизму бывшему спецназовцу. Наташка — начальница милостью Божьей. И это не мешает нам быть подругами, а подруг у меня, если честно, не так уж и много.
У нас, оборотней, среди своих странные отношения. По настоящему своему возрасту Наталья годится мне в матери. Но у нас нет таких возрастных групп, как у нормальных людей. Мы стареем медленно, однако не все одинаково. Кто медленно, кто очень медленно… в общем, трудно разобраться, кого ты мог бы катать в колясочке, а с кем учиться в одном классе. Воспринимать Наталью как ровесницу мамы я могла бы только в одном случае: если бы она вдруг оказалась моей свекровью. Не дай Бог…
— Галочка, привет. Как первый урок?
— Отлично, — ответила я, не слишком кривя душой.
— Ну вот видишь, надо было больше часов брать.
Ух! И вправду начальница. Видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий.
— К нам что, инспекция пожаловала? Или мне послышалось?
Госпожа директриса тут же помрачнела.
— Пожаловала. Начало сентября на дворе — с ума они там посходили, что ли?
— А повод? Опять стукнул кто-нибудь?
На нас периодически поступали кляузы, то в городской департамент образования, а то и прямо в министерство. В основном от нормалов, живущих поблизости и недовольных, что их одаренных детей не берут в спортивную гимназию. Разумеется, в бумажке писали не просто что дитя не приняли, а, например, что мы вымогали взятки за зачисление. Выше по инстанциям нас и наши проблемы хорошо знали, но сигналы о взятках время от времени все же пытались проверять. Борьба с коррупцией в образовании — это не фунт изюму, и начальству лучше потратить время и силы на инспекционную работу, чем просто так поверить, что места в нашей гимназии не покупаются в принципе.
