кузов внедорожника, закрытого тентом. Место крайне неудачное, с точки зрения пересечения границы. Самым лучшим было бы забраться в большую фуру, перевозившую продукты или пшеницу. Далее шли фуры с бытовыми приборами, среди которых тоже можно было затеряться. Но внедорожник…
Али подъехал к сверкающему, будто новогодняя ёлка, блокпосту. Когда досмотрщик подошёл к тенту, где-то вдалеке произошёл взрыв. Все встрепенулись, и половину пограничников сняли с поста. Внедорожник беспрепятственно пропустили. Али приоткрыл тент и увидел огромный красный столп над лагерем, и в сердце всплыли воспоминания взрывов и пожаров прошлой жизни.
Он выпрыгнул у второго от границы отеля, когда внедорожник замедлил ход на светофоре. Не зная, что делать, он сел на скамейке и осмотрелся. В зарождающемся рассвете никого не было и мир казался аппликацией фантастического рассказа.
— Всё получается? — спросил вышедший из темноты Дима.
Он был в приталенных джинсах и серой короткой куртке.
— Как вы и говорили, — встал Али.
— Череду интересных событий готовит нам грядущее, — поздоровался Альберт.
Длинные шорты цвета хаки и красная в клетку рубашка навевали мысли об отпуске и море.
— Вот тебе деньги на первое время, — передал свёрток Дима, — день отоспись и выдвигайся в город, отмеченный на карте.
Альберт достал из маленькой сумки атлас.
— Ни с кем не разговаривай, никому не дерзи, — предупредил Дима, — здесь другие законы и порядки, которые те, в лагере, принимать не хотели. Поэтому и поплатились.
— Пожар ваших рук дело? — тихо спросил Али.
— Конечно нет, — улыбнулся Дима, — мы не убийцы. Отдыхай, скоро длинный путь и новые вызовы.
Впервые за долгое время Али спал в кровати. Чудесной периной показался ему продавленный матрас и он долго не засыпал, впитывая приятные ощущения. Подушку он отложил в сторону, так как привык спать без неё.
— Жизнь не такая уж и плохая штука, — подумал он, засыпая.
Наутро, к своему удивлению, он почувствовал боль во всём теле. С трудом сев на кровать, он помял бока и растянулся. Не зря ему дали два дня, знали, что подобное произойдёт. Али собрался с силами и спустился в холл. Пожилая женщина косо на него посмотрела.
— Чужаки мы здесь, — подумал Али про себя.
Набрав в магазине хлеба, воды, шоколадок и конфет, он вернулся в номер. Вкус сладкого вскружил голову, и Али засиял от счастья. Вечером он взял банку пива и жизнь показалась ему совершенно прекрасной.
— Думаешь, он не сломается? — спросил Альберт, потягивая коктейль на веранде элитного ресторана.
— Чего-чего, а этого я предсказать не могу, — пожал плечами Дима, — не справится, найдём других.
— Представляешь, сейчас дали Нобелевскую премию за доказательство того, что метисы более всего приспособлены к жизни, — Альберт допил коктейль и поставил на стол.
— Смешные они, — вздохнул Дима, — полукровки без роду и племени более всего приспособлены к жизни только в качестве паразитов. Расы приспосабливались к условиям обитания, низкие, высокие, белые, чёрные… И тут кто-то говорит, что нечто среднее будет более приспособлено. Дойдёт и до того, что трансвеститы будут признаны самыми живучими… Ну да пусть признают. А мы посмеёмся.
Жизнь всё время помогает. Она подбрасывает нелюбимую работу, заставляет ложиться рано, когда не хочешь спать, и поднимает, когда глаза не открываются. Ты идёшь злой и взбешённый, туда, куда не хочешь идти и молишься, чтобы часы поскорее прошли. Треть жизни ты хочешь, чтобы прошли как сон, треть жизни и так проходят во сне. Остаётся ещё треть, и её ты используешь для саморазложения. Но жизнь от тебя не отстанет. Она не подкинет лотерейный билет в счастье, не наградит за «просто так» сундучком благополучия. Чтобы ты не скис и не превратился в бесформенную массу. Ты должен благодарить жизнь за каждое испытание, должен радоваться, что она не забыла про тебя, не махнула рукой, оставив погибать в лучах спокойствия, достатка и безмятежности. Ты воин, а не парадный лакей. Жизнь лучший тренер и наставник, она не пожалеет, не помилует на алтаре отчаяния. А ты пытайся. Быть может, пробьёт час и солнце взойдёт на твоей стороне. Конечно, ты можешь сказать, что у тебя будет следующая жизнь, чтобы попробовать снова… Говори, у нас же свобода слова, где каждый жалеет себя и поливает грязью других. Клоуны, которые везде гадят, зная, что за это ничего не будет. Но жизнь редко бьёт напрямую, жизнь наказывает изнутри. Когда-нибудь ты разучишься радоваться радуге и простому солнечному дождю. Когда-нибудь ты не услышишь шелеста листвы и шума прибоя. Поздравляю. Твой полипропиленовый мозг затвердел. И дай бог, если эта скорлупа расколется не перед смертью, а раньше.
Юля радовалась. Или, по крайней мере, пыталась. Она вспомнила, как в новый год на свалке в небо пустили петарду и все визжали от восторга. А над городом в это время в воздух взметнулись десятки фейерверков. И они смотрели зачарованные.
Теперь, когда по истечении времени после длительной дружбы с сигаретами и алкоголем, вернулся вкус, а запахи и цвет обрели прошлую силу, мечты стали не просто разговорами, но навязчивой идеей. Она работала и откладывала небольшие средства. Народ смеялся, роптал и поддерживал. Лена хвалила дочь, но со стопкой и сигаретами не рассталась. Здоровье подводило, хронический мокрый кашель будоражил лёгкие. Она себе не давала больше двух лет, и срок подходил.
— В мусоре родилась, в мусоре и умру, — говаривала она частенько пьяная.
Юля от этих слов плакала и по-прежнему откладывала. Вдруг что-нибудь получиться, вдруг и на их свалку заглянет лучик солнца.
Зона отчуждения росла. То ли лечиться стали, то ли хворь отступила, но за год мусорных домиков увеличилось вдвое. Юля резала, варила, ковала и паяла разнообразные детали. Руки её огрубели, а на лице появились шрамы от искр и стружки.
— Ты похорошела, — сказал Дима. Прошло более полугода с их последней встречи.
— Не пьём, трудимся, — ответила Юля.
— Нам сказали, что к соседке по вашему бывшему месту жительства приходили люди, — сказал Альберт, — спрашивали про жильцов сгоревшего дома.
— Сколько лет прошло, — вздохнула Юля. — Разве кто-то ещё нас помнит.
— А ты сходи в администрацию, может, что и выйдет, — посоветовал Дима.
Юля устало кивнула. В соседней лачужке пили за упокой. От туберкулёза умер одноглазый старик. Весточки он так и не дождался.
Ты хочешь быть великим? Знай же, что великие проходят путь через «не могу». В каком-то смысле величие — это самопожертвование. Они работают в поте лица и днём и ночью. Ты развлекаешься — они работают, ты ешь — они работают, даже
