Ознакомительная версия.
Но и этого было мало.
Прорвало нарывы окрестных гор. Выросли на их вершинах султаны дыма, обрушился град камней на изуродованную землю, и по склонам в облаках пара поползли багровые языки, затопили окопы и противотанковые рвы, играючи слизнули с плаца бронетранспортеры, подмяли выгоревшие остовы бастионов.
Дзонг исчез. Лава покрыла его.
Как мазь, которой больной покрывает свои язвы.
Строфа 2
Я отшатнулся, едва сдержавшись, чтобы не грохнуть кулаком по этому игрушечному кошмару. На мой зов о помощи никто не откликнулся, квартира была пуста. Я вернулся к ящику. Дымились конусы крохотных гор, багрово светилась между ними, на месте укреплений, распластанная лепешка. Неподалеку, на расстоянии карандаша, были еще укрепления, а дальше были правильной формы разноцветные лоскуты полей, рощ, змейки дорог рассекали поселки, а еще дальше был город, и по улицам сновали машины.
Бывший Парадизбург, ныне Новый Армагеддон.
Я узнавал знакомые площади, Институт, помпезную громаду здания Совета Архонтов, нашел проспект Юных Лучников и обшарпанную панельную пятиэтажку. Я нашел даже знакомое окно и склонился ниже, чтобы рассмотреть, что за ним, но в этот момент из среднего подъезда выскочил всклокоченный человечек в испачканной синей краской рубашке, заметался на площадке перед домом, наконец решился, пересею улицу и через сквер с мемориалом Безумству Храбрых направился к центру города.
Я недоумевал. В этом районе мне решительно нечего было делать и не жил никто из знакомых, но тот, в рубашке, испачканной краской, которой были закрашены заморские страны на политической карте мира, похоже, знал, что делает. На проспекте Благородного Безумия он смешался с толпой пикетчиков и отказников перед зданием Управления Неизбежной Победы, и я потерял его из виду.
Строфа 3
Моя знакомая в одном из тех милых суматошных миров, куда теперь мне нет дороги, в таких случаях говорила, нагрузив на себя тюки с мануфактурой: «Ну, и куды бечь?»
Легат Тарнад прав: напиться в последний вечер, а что будет завтра – увидим завтра. Я сунул руку в карман и вынул бумажку с адресом. Почему бы и нет? В конце концов она – тоже мое порождение. Только бы она оказалась дома.
В городе было неспокойно. Под горящими вполнакала фонарями кучками собирались настороженные взъерошенные люди, вполголоса переговаривались. Повсюду расхаживали деловитые крепкие ребята из Дружины в длинных черных рубахах и с топориками.
– …первые десять легионов завтра выходят.
– Два-три массированных удара по Побережью, и с этой нечистью будет покончено. На плечах врага – в его логово!
– Семь эскадрилий, и ни один самолет не смог взлететь. Там электроника-то была вся заморская…
– Ерунда! Не паникуй, у меня зять в летунах, так он рассказывал, что есть у них такие ракеты…
– Тихо ты! Дружина… Здорово, ребятушки! С дозором обходите?
– Пошел ты…
– …крупу не давали, теща с ночи очередь заняла. Раньше хоть консервы заморские были…
– Эта война будет другой, не то, что раньше – стенка на стенку и знай сабелькой помахивай…
– В Старом Порту одного поймали…
– Не поймали, он в доках укрылся, оттуда не выкуришь…
– Не один он был, это десант…
– Все дзонги на побережье уже взяли, а пленки с видеозаписью в город переслали для устрашения. Детей живьем едят, гады!
– Говорили же старики: видение было. Ходит, значит, баба голая по лугам и лесам и у всех встречных спрашивает…
– Мальчики рождаются – быть войне…
– …мобилизация…
– …эвакуация…
– …диспозиция…
– …дислокация…
– …эвакуация… мобилизация… оккупация…
На темной аллее в сквере у мемориала меня схватили сзади за локти, умело обыскали, сопя и воняя сивухой; спасло выданное накануне орластое с золотом удостоверение. По глазам хлестнул луч фонарика, и знакомый голос из темноты с сожалением произнес:
– Свой. П-пропустить. П-пусть идет.
Меня отпустили, больно толкнув напоследок в спину, и я пошел на шум голосов, доносящихся с проспекта Благородного Безумия, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. Все происходящее было и неприятно, и страшно, но еще неприятнее и страшнее было осознавать, что причина всего этого, или часть причины – ты сам.
Перед Управлением Неизбежной Победы, запрудив площадь и проспект, студнем колыхалась толпа, накатывалась на освещенный мертвым светом прожекторов портик, разбивалась о высокие ступени, оставляя на них размахивающих руками лидеров. Меж колоннами метался в депутатской мантии с мегафоном в руках Лумя Копилор. С помощью дюжих ребят в черных рубахах ему удалось отбиться от наседающих, рожденных протоплазмой толпы, лидеров, и он закричал срывающимся фальцетом:
– Предатели! Вы все предатели! Вы нарушаете указ басилевса и достойны лишь презрения! Я плюю на вас!
Лумя и в самом деле плюнул в толпу, а потом быстро укрылся за спинами дружинников. Он выкрикивал еще какие-то оскорбления, но и того, что было сказано, хватило. Толпа взвыла, захлестнула ступени. Над головами замелькали топорики. Меня затянуло в самую гущу давки и вертело как щепку в водовороте. Вокруг хрипели, стонали, плакали и орали.
– Дави черных!
– Смерть клетчатым!
– Витус! Сюда, Витус!
– Ох, батюшки, что же вы…
– Оружие – народу!
– Они продались заморцам!
– Дави-и-и!
– Витус, Витус!!!
– Этого хватай, с мегафоном! Дави-и-и…
В то время как большинство рвалось ко входу в Управление, неподалеку от меня образовался и стал шириться островок оцепенения. Люди там молча и с выражением ужаса на лицах пятились назад, и скоро в центре образовавшегося пустого пространства можно было разглядеть странное заросшее рыжей шерстью существо с собачьей или похожей на собачью мордой. Существо клацало зубами, затравленно озираясь по сторонам и выставив перед собой длинные когтистые лапы. Человеческая одежда болталась на нем, как на вешалке. Люди рядом со мной молчали, но я-то знал, кто это, я видел этих тварей в разрушенных дзонгах и на буром плато. В тишине оглушительно громко прозвучал мой шепот:
– Изрод.
Молчание и неподвижность длились еще не больше мгновения, а потом людское море сомкнулось над тварью. Топтали без воплей и молодецкого уханья, молча топтали, на совесть. Задние напирали на передних и не видели, как со стороны улицы Святого Гнева вырулили и остановились несколько грузовиков с пятнистым брезентовым верхом. Из кузовов быстро выскакивали парни в десантных камуфлах, выстроились клином и по команде врезались в толпу, с невероятной быстротой работая дубинками и ножнами со штыками. Мне почудилось, что мелькнули в толпе островерхие шапки, послышался свист сыромятных ремней, а потом плечи и поясницу ожгло огнем, и все лица слились для меня в одно, орущее победный клич над поверженным врагом.
Ознакомительная версия.