Ходил рыбачить на речку в нескольких милях от дома и, наверное, копошился в своем саду в преклонные годы, когда было мало работы.
Такой же человек, как и я, хотя не без маленьких различий. У него был аппендикс, который мог причинять беспокойства; у него были зубы мудрости, которые тоже могли причинять хлопоты. И, наверное, он умер в восемьдесят лет или около того, хотя запросто мог умереть и раньше. А когда мне стукнет восемьдесят — думал Саттон — я только еще буду в расцвете сил.
Но наверняка у него были и какие-то преимущества. Джон К.Саттон жил ближе к земле, потому что земля была всем, что он имел. Ему не досаждала чужая психология, и Земля была не местом управления обитания, а местом обитания, где ничто не произрастало ради одной потребительской выгоды и ни одно колесо не вертелось только с экономической целью. Он мог выбирать дело своей жизни из всей обширной области человеческих отношений вместо насильственного помещения на государственную службу, в работу по управлению шаткой громадой Галактической империи.
И где-то еще, ныне потерянные, были Саттоны до него и после него, тоже забытые, много Саттонов. Цепь жизни ровно бежит от одного поколения к другому, ни одно из звеньев не выдается, разве что иногда случайно увидишь какое-нибудь звено. С помощью случая в истории или случая неоткрытого письма.
Звякнул дверной колокольчик, и Саттон, испугавшись, схватил письмо и сунул его во внутренний карман пиджака.
— Войдите, — нервно крикнул он.
Это был Херкимер.
— Доброе утро, сэр, — сказал он.
Саттон свирепо посмотрел на него.
— Что тебе нужно? — спросил он.
— Я принадлежу вам, — вежливо ответил Херкимер. — Я та часть вашей трети собственности Бентона.
— Моей трети… — проговорил Саттон, и тут он вспомнил.
Таков был закон. Если кто-то убил другого на дуэли, он наследует одну треть собственности мертвеца. Был такой закон, который он забыл.
— Я надеюсь, вы не возражаете, — продолжал Херкимер. — Со мной легко ужиться, я очень быстро учусь и люблю работать. Я могу готовить, шить, выполнять поручения, читать и писать.
— И следить за мной.
— О нет, я бы никогда этого не сделал.
— Почему же нет?
— Потому что вы — мой хозяин.
— Посмотрим, — кисло поморщился Саттон.
— Но я — это не все. Есть еще и другое, — объяснил Херкимер. — Есть астероид, охотничий астероид, оснащенный лучшей дичью, и еще космический корабль, маленький — это верно, но очень неплохой. Также — несколько тысяч долларов и поместье на западном берегу, какое-то рискованное планетарное предприятие, множество мелочей, слишком малоценных для упоминания.
Херкимер залез в карман и вынул оттуда тетради.
— У меня все они записаны, если хотите послушать.
— Не сейчас, — отмахнулся Саттон, — у меня еще есть работа.
Херкимер просиял.
— Что-нибудь, что могу сделать я, несомненно. Что-нибудь, в чем я могу помочь?
— Ничего такого, — ответил Саттон. — Я собираюсь повидать Адамса.
— Я бы мог нести ваш портфель — вон тот.
— Я не беру портфель.
— Но, сэр…
— Ты сейчас сядешь, сложишь руки и будешь ждать, пока я не приду.
— Я попаду в беду, — предупредил андроид. — Ну я вот точно знаю, что попаду.
— Ну тогда ладно. Кое-что ты можешь сделать. Тот портфель, о котором ты говорил, можешь его стеречь.
— Да, сэр, — разочарованно произнес Херкимер.
— Девушка по имени Ева Армор живет в этом отеле. Знаешь о ней что-нибудь?
Херкимер покачал головой.
— Но у меня есть кузина…
— Кузина? — удивился Саттон.
— Ну да, кузина. Она была сделана в той же лаборатории, что и я, и потому она мне как бы двоюродная сестра.
— В таком случае, у тебя пропасть как бы братьев и сестер.
— Да, — сказал Херкимер. — Много тысяч. И мы держимся вместе. Что, — очень ханжески добавил он, — является образцом семьи.
— Ты думаешь, что кузина может что-нибудь узнать? — спросил Ашер.
Херкимер кивнул.
— Она работает в этом отеле. Она может мне кое-что рассказать.
Он выдернул из кучи бумаг, лежащих на столе, листок.
— Я вижу, сэр, — сказал он, — что они к вам пробрались.
— О чем ты говоришь? — сердито спросил Саттон.
— Из Лиги равенства, — объяснил Херкимер. — Они поджидают любого, кто имеет какой-то вес в обществе. Они составили петицию.
— Да, — подтвердил Саттон. — Точно, они говорили что-то о петиции. Хотели, чтобы я ее подписал.
— И вы не сделали этого? — с деланным безразличием спросил Херкимер.
— Нет, — отрезал Саттон и пристально посмотрел на него.
— Ты — андроид, — сказал он грубовато. — Я думаю, ты им симпатизируешь.
— Сэр, — объяснил Херкимер, — они могут иметь в виду только хорошее, но действуют неправильно, — просят благотворительности, жалости для нас. Но нам не нужны милосердие и жалость.
— А что вам нужно?
— Чтобы нас признали равными человеку, — ответил Херкимер, — Но признали не по особому разрешению, не по человеческой терпимости.
— Я понимаю, — серьезно сказал Саттон, — думаю, что понял, когда они меня поймали в холле. Хотя не уверен, что мог бы это четко выразить.
— Дело обстоит так, сэр, — спокойно рассказывал Херкимер. — Человеческая раса создала нас. Вот что нас гложет. Они сделали нас с точно таким же намерением, с каким фермер выращивает свой скот. Они делают нас для какой-то цели и для нее же и употребляют. Они могут быть добрыми к нам, но за этой добротой стоит жалость. Они не могут разрешить нам самим использовать свои способности. У нас нет врожденного притязания на основные права человека. Мы…
Он сделал паузу, яркий свет в его глазах потух, лицо разгладилось.
— Я вам надоедаю, сэр? — спросил он.
Саттон резко заговорил:
— В этом я твой друг, Херкимер. Никогда не забывай этого. Я твой друг и доказал это заранее, не подписав этой петиции.
Ашер стоял, всматриваясь в андроида.
“Дерзкий и скрытный, — подумал он. — И это мы их такими сделали. Вместе с маркой на лбу на них лежит печать рабства”.
— Можешь быть спокоен, — заверил он Херкимера, — я вас не жалею.
— Благодарю вас, сэр, — смутился Херкимер, — от всех нас благодарю.
Саттон повернулся к двери.
— Бентон промахнулся, — вдруг сказал он, — я не мог не убить его.
Херкимер кивнул.
— Но дело не только в этом, сэр. В первый раз я услышал, что человека можно убить пулей в руку.
— В руку? — с недоумением переспросил Саттон.
— Совершенно верно, сэр. Пуля попала ему в руку, и больше его нигде не задело.
